1. «Линия красоты»

Алан Холлингхерст

Юность Ника Геста выпала на эпоху тэтчеризма, причем повествование забрасывает его в самый центр этой эпохи: Ник проводит лето в доме аристократов Федденов – семьи, близкой к самой госпоже премьер-министру. Возможно, именно глазами гея мы можем лучше увидеть, с какой легкостью общество отрекается от свободы, завоеванной в 60-е. Юношеские переживания о любви и застенчивые обсуждения секса в узком кругу друзей страница за страницей сменяются боязнью заболеть СПИДом и нервными диалогами о необходимости предохраняться. В непринужденные светские беседы все чаще вплетается тема нравственности, а любовные интрижки теперь вызывают скандалы и нарекания. На первых страницах книги перспективный политик от консерваторов Джеральд Федден предлагает Нику, другу своих детей, пригласить как-нибудь на обед нового бойфренда, а к концу романа он же ставит ребром давно назревший вопрос: «Скажи мне, пожалуйста, тебе не казалось странным, что ты, гомосексуалист, сблизился с такой семьей, как наша?» Потому что время веселой свободы ушло и никогда не вернется, теперь всё будет так – скучно и нравственно. И в этом мире всем нам придется жить, независимо от того, какая у кого сексуальная ориентация.

 

 

2. «Милые мальчики»

Герард Реве

Мало кто так писал о геях, как Герард Реве, и уж точно теперь никто так писать не будет. Главный герой – гомосексуалист, трансвестит, садомазохист, гебефил, вуайерист и так далее по списку – живет среди маргиналов всех мастей в мире с иной культурой и своими правилами, где богемная роскошь граничит с нищетой, а от грубой реальности всегда можно сбежать в фантазии. Дилогия «Милые мальчики. Язык любви» претендует на исповедь, поэтому физиологические подробности переплетаются здесь с попыткой максимально откровенно передать мысли человека на пике сексуального удовольствия, показанного без ложной возвышенности, что помогает Реве не скатиться в пошлость. Книга, шокировавшая публику в 70-е, сейчас вызовет у ханжей куда более дикую истерику, хотя тогда мир, показанный  Реве, существовал и мог обнаружиться в соседней квартире, а сегодня он уже в невозвратном прошлом.  

 

 

3. «И финн»

Александр Ильянен

Повесть «И финн» стилизована под дневник, и с этой формой Ильянен работает мастерски. Как будто ничего не значащие записи, сотканные из пустот и недосказанностей, прерываются коротким описательным повествованием, в русский язык мимоходом вставляются латинские слова, написанные кириллицей, и кажется, что такая чудовищная фрагментарность вот-вот разрушит весь текст. Но мягкий стиль повествования сглаживает эту форму и плавно сцепляет сложную конструкцию текста. То, что речь пойдет о геях, уже не нужно специально проговаривать, это видно в самом стиле письма. Можно сказать, что одной повестью Ильянен подарил русскоговорящим геям свой язык. Это качественная и сложная литература, после прочтения которой задаешься вопросом: стоит ли вообще писать о геях, если не писать именно так.

 

 

4. «Дом на краю света»

Майкл Каннингем

В толстом романе модного автора Каннингема гомосексуальности очень много: первые детские воспоминания об отце, первые сексуальные опыты, первая любовь и первое разочарование. Каннингем поставил себе задачу написать роман о геях и старается, чтобы количество геев на каждой странице было максимально возможным. Однако, несмотря на усилия автора, слишком видно, что сексуальные предпочтения персонажей в этом хорошем романе, в общем, не так уж важны, а главные герои Бобби, Клер и Джонатан просто не могут выбрать для себя жизненную модель из приемлемого набора, предлагаемого обществом. «Дом на краю света» – это насыщенный и густой текст, от чтения которого нельзя не получить удовольствие, даже если вы рьяный гомофоб.

 

 

5. «Средний пол»

Джеффри Евгенидис

Классический жанр семейной саги Евгенидис дополнил темой кровосмешения и кратким пересказом основ генетики. В период полового созревания у любого подростка куча проблем, а в «Среднем поле» представлен и вовсе полный кошмар пубертатного периода: гермафродит Каллиопа оказывается зажата между требованиями сексуального становления, которые выдвигает к ней социум, и синдромом дефицита 5-альфа-редуктазы, доставшимся ей по наследству от распутных родственников.

Евгенидис подходит к проблеме гендера и пола, наверное, с самой неуместной и неприемлемой сегодня стороны, предполагая, что природа возьмет своё и никакие общественные институты здесь не помогут, и вообще, что если девочке нравится девочка, потому что она мальчик?

 

Саша Паркина