Мария Гуторова

Других работодателей у меня для вас нет

Сайты по поиску работы - почти как сайты знакомств. У всех есть знакомые знакомых, которые нашли там счастье, но, когда пробуешь сам, кажется, что заглянул в лицо бездне.

Мне тут на днях в рассылках пришло письмо: «Мария, улыбнитесь: цитаты из вакансий». Спасибо, друзья, я - уже. Регулярно веселюсь, когда по вашим ссылкам о «подходящих вакансиях» прохожу. Побродил по ним - и как будто в Древнем Риме побывал. На рынке рабов. Боюсь представить, что в государственных службах занятости творится, если тут такое. Есть, конечно, объявления и с привлекательными условиями, НО!

«В компанию **** на развитие нужен помощник, готовый выполнять все обязанности без вопросов». З/п от 25 тыс. Удачи в поисках! Другое объявление. Обязанности: «долго и заинтересованно беседовать с любым собеседником на любые темы, а затем описать эту беседу так, чтобы все завидовали». Голосовые помощники так могут, я слышала. Вот ищут арт-директора для детского глянцевого журнала. Несколько строк из списка обязанностей еще вписываются в мои представления об этой должности, но в целом это «Пионер, ты в ответе за все!».

Мне приходилось набирать сотрудников. Найти вменяемого человека даже по очень скромному и конкретному описанию сложно. Говорю о реально простых требованиях, типа «журналист в еженедельник на тематику «общество», без изысков – ищи темы и пиши. Но работодатели у нас крепкие оптимисты. Они ничтоже сумняшеся создают вакансию «корректор - контент-менеджер» (з/п 10-15 тыс. на руки). А по факту, это еще и копирайтер, исходя из описания.

Кого надеются найти эти люди, выкидывающие на рынок должности-гибриды? Наверное, таких же, какие работают в одной молодой, но очень амбициозной компании, где ищут «копирайтера-журналиста» и обещают научить его всему, в том числе созданию текстов. В финале этого бодрого объявления завлекалочка буквально следующего содержания: «Так как ты будешь работать со статьями для различных бизнесов: юридические, микрофинансовые, строительные, автомобильные, садовые, клининговые и т.п :) Будешь понимать от "Видов помощи молодым семьям от государства" заканчивая "Как оттереть йод на ковре" и многое другое!». Никто не хочет научиться тексты писать? А то вот – учителя вас ждут.

Требования порой такие, что даже не очень понятно, что вообще от человека надо-то. «Самостоятельно решать и принимать задачи». Принимать задачи? Это что за действие такое? «Разбираться в стратегиях». Ок, кажется, по делу - речь идет о пиар-менеджере. «Находиться в актуальном информативном поле». В актуальном информативном поле. Находиться. Хм… Знаете, я даже залезла в словарь, чтобы убедиться, что «информативный» - это о другом, что поле все-таки информационное. И вишенка на торте: «Любить свою работу». Требования о любви к работе – это вообще отдельный вид пытки. Обожай! Боготвори! Пришел на собеседование – будь от нас без ума.

С какой стати мне априори любить вашу компанию (а речь ведь не о теплых чувствах к профессии идет в объявлениях)? Потому что любовь зла? Есть расхожая фраза «любят не за что-то, а вопреки». Считаю, что это чушь. Полная. Мое мнение – именно за что-то. Если сценарий другой, то это мазохизм. И я, видя требование (!) о любви к работе, догадываюсь, что там нужны почитатели болезненных ощущений. Потому что предлагают, как водится, «зарплату по результатам собеседования» и «дружный современный коллектив», а список дел по классике: «Избу вымоешь, двор уберешь, коров подоишь, на поскотину выпустишь, в хлеву приберешься и - спи-отдыхай!»

На одного сотрудника обычно хотят повесить столько, что сами, бедные, с трудом понимают, кто им нужен. «Видеомонтажёр по внутренним коммуникациям». Даже не буду пытаться разобрать это словосочетание.

Отдельная страница этой книги боли – поиски тех, кто займется продвижением компании в соцсетях. В джинсы уже облачились даже самые отсталые слои населения - эсэмэмщика не прочь заполучить везде. Желательно на сдачу. Администратор в свадебный салон + ведение соцсетей. Секретарь, помощник руководителя + ведение соцсетей. Маркетолог + ведение групп в соцсетях. Копирайтер для инстаграм «федеральной сети супермаркетов» – от 12 тыс.на руки. Полная занятость. С опытом работы, конечно, не с теплотрассы ж мы тут в федеральную сеть набираем народ на такие деньжищи. «Наличие чувства юмора – пушка!» Ха-ха, мне уже смешно, да.

В общем, читая эти объявления, я вдруг вспомнила историю с осуждением рекламы одного сервиса доставки еды. Помните, на баннерах появились факты из биографии некоторых курьеров, и интернет кипел, мол, это сломанные судьбы? Да, не взлет. Однако, когда среди всех этих вакансий «швецов-жнецов» вдруг выпадает объявление о наборе доставщиков еды, с очень понятным функционалом и, в общем-то, сопоставимой зарплатой, так и наворачивается слеза умиления.

Мария Гуторова, специально для ИА «Засекин»

Екатерина Маяковская

Рунет умирает в темноте

17 декабря, около полудня портал информационного агентства «Засекин» стал недоступен. Независимое издание, существующее уже почти восемь лет, пережившее множество попыток взлома, DDoS-атак и как минимум двух губернаторов, внезапно едва не обрушилось из-за… выдернутой из розетки вилки. 

В течение многих лет наша редакция пользовалась услугами «Айхор-хостинга» — российской компании, предоставлявшей серверы за разумную плату при довольно высоком качестве. За пару дней до «ухода в оффлайн» у хостера «Засекина» начались проблемы. Менеджеры «Айхора» разделились на два лагеря — инвесторы и генеральный директор Иван Лунгов. Первые утверждают, что г-н Лунгов украл миллионы рублей и впоследствии был отстранен от работы. Тот, в свою очередь, заявил о рейдерском захвате со стороны мажоритариев компании и площадки «IQ парк», где располагается data-центр. 

«Я всякого от России ожидал, но рейдерский захват ДАТА ЦЕНТРА!!» — пишет один из пользователей сайта «Пикабу», опубликовавший скриншот письма от «Айхора» с сообщением о рейдерском захвате и о том, что последние часы питание поддерживается с помощью дизельных генераторов. 

В итоге компания в буквальном смысле отключила серверы. Просто выдернув вилки из розеток. Никаких блокировок, никаких взломов не нужно — оказалось, что потопить работу десятков тысяч людей можно одним движением. Наступила темнота и тишина. 

И очевидно, что внутренние проблемы «IHor» ощутил на себе не только «Засекин» — тысячи интернет-магазинов, информационных сайтов, электронных сервисов, а также более «земные» организации вроде салонов красоты и мастерских по ремонту бытовой техники — все они оказались заложниками группки людей, которые не поделили деньги.  В числе пострадавших оказались даже госорганы в нескольких регионах России, которые, как принято считать, всегда в безопасности. Понятно, что полное уничтожение сайтов могло стоить работы тысячам людей, которые трудятся в вышеуказанных организациях. 

Другой отличительной стороной этого конфликта, который вполне тянет на информационный повод федерального масштаба — это полная медиа тишина. В «Яндекс.Новостях» по соответствующему запросу не выводились никакие новости. СМИ ничего не писали, а освещение ситуации ограничивалось двумя пабликами (по числу конфликтующих сторон) самого «Айхора» ВКонтакте с разными версиями одних и тех же событий, группой пострадавших (преимущественно с жалобами и оскорблениями в адрес хостера) и телеграм-каналом инвесторов (в основном с обещаниями все починить). 

Ни одному изданию, имевшему возможность выходить в эфир, не было дела до обрушившейся в один момент сети. 

***

К счастью, «Засекин» и еще часть «заложников» «Айхора» отпустили: спустя почти двое суток одна из сторон широким жестом включила серверы на 24 часа, чтобы владельцы сайтов могли сделать актуальные резервные копии и уйти с миром. Предварительно доказав набором определенных документов, что именно ты — владелец сайта. Некоторым повезло меньше — они до сих пор пытаются восстановить свои многолетние труды. Кто-то — практически безо всякой надежды. 

***

Ситуация, произошедшая с десятками тысяч клиентов крупной российской компанией с миллионными оборотами, наглядно демонстрирует, на что способен «суверенный Рунет». Российские законы слабо охраняют то, что для них неосязаемо. И случись бы эта ситуация в стране, где ответственность хостера прописана четко на государственном уровне, финал у нее был бы совершенно иной. Хотя… могла бы эта ситуация в таком случае вообще сложиться?

В том варианте будущего, где Рунет отключат от мировой сети, российский интернет-бизнес, не имеющий возможность базироваться на зарубежных хостингах, потеряет всякую защиту и станет куда большим риском. Не только финансовым, но и психологическим.

Ведь, как выяснилось, подобно демократии, Рунет тоже умирает в темноте. Только в буквальном смысле. 

Екатерина Маяковская, редактор ИА «Засекин»

_{Фото: «Пикабу»} 

Михаил Матвеев

Ленин сейчас создавал бы батальоны

В феврале 1917 года буржуазия руками восставшего народа свергла царя, а потом Ленин буржуазную революцию повернул в социалистическую пролетарскую. Потому что у него была боевая партия. Сегодня мы на пороге новой буржуазной революции, но вопрос преобразования её в социалистическую не так очевиден. 

И не только потому, что нет Ленина, но и потому, что в авангарде московских событий нет тех, кто там должен быть. Если, конечно, партии создаются для того, чтобы прийти к власти, а не быть у неё на подтанцовках.

Между тем вопрос, чью социальную (классовую) позицию кто из сил московского протеста выражает, носит не праздный характер. Но в условиях, когда русский народ ещё не сказал свое слово, эфир заполнен политками. 

Если сегодня на Сахарова придет миллион человек, завтра мы проснёмся в другой стране. Но будет ли это Февраль, за которым неизбежно последует Октябрь? Не уверен, так как свалить ненавистную всеми власть легко, она валится сама, а направить это падение в нужном направлении без организации нельзя.

Можно рассуждать о руке Запада, а можно создавать рабочие батальоны. Мне кажется, Ленин создавал бы батальоны. Очевидно, что при революции в тартарары летит не только власть, но и все, кто был рядом с ней.

Переформатирование оппозиции? Сначала они тебя не замечают, потом смеются над тобой, затем борются с тобой. А потом ты побеждаешь.

Феномен Зеленского, неважно к чему он придет через пару лет, показывает, что старая партийная система, не отражающая настроения общества обнуляется буквально на раз, включая оппозицию. Урок, который и российским оппозиционным мэтрам надо усвоить.

Сегодня мы входим в зону мощной политической турбулентности и каждая политическая партия и сила, если она реально стремится прийти к власти, должна пересмотреть свои программы с поправкой на мгновенное изменение ситуации.

Крайне важным является позиция армии и спецслужб. И левым, и патриотам давно пора работать над тем, чтобы в будущей революции армия и полиция поддержали левых, как гарантов государственности, а значит и их.

В августе в России всегда что-то случается...

Михаил Матвеев, 
депутат Самарской губернской думы,
доктор исторических наук, профессор 
Специально для Засекин.Ру

Анна Якушева

Присвоение власти

Он смотрел на меня так, словно имя его Мафусаил, и лета его бесконечны, во всяком случае, в моем непрозрачном понимании вечности. Он сказал, что музыка, которую я люблю - «бренчалка», хотя понимал, что это - часть моей жизни и личной истории. С его стороны это высказывание не было вражеской вылазкой на мою территорию, не звучало банальной грубостью и не было порождением дурного слуха и воспитания. У него, кстати, был хороший вкус и убедительные признаки лингвистического аристократизма. Моя любимая музыка тоже была не «с бордюра». Мне было понятно, что происходит. «Бренчалка» явилась первородным актом присвоения власти в моменте, и у меня было два варианта: «обратив недуг в подвиг», отдать свой суверенитет воле вдруг представившегося сильным, или просто не подчиниться и уйти в безопасное место.

Найти такие пространства для бегства в наше время очень сложно.

Изобилие повседневных практик добычи полномочий с помощью словесной алхимии есть даже в чашке кофе с хорошей компанией. Нам предлагают внимать выдумкам о реальности подчинения чаще, чем можно себе представить.

Мы маркируем эти попытки влияния дурными характерами других, традициями предков и верной кухонной дипломатией. Мы относимся к ним, как к данности потому, что не хотим останавливаться на углах и перекрестках размышлений. Мы подчиняемся мнимой власти через разделение точек зрения, нас несут невыносимые для сопротивления информационные потоки, увлекая в тесное и скупое на альтернативу пространство. У нас остается мало шансов для ответа на простой вопрос о том, что происходит на самом деле. Мы едим этот псевдовластный комбикорм так, словно не знаем вкуса другой пищи. На самом деле, похоже, просто ищем способ подчиниться и тут же забыть об этом, как о любом обмане, не имеющем явных последствий.

«Низовые» акты и традиции такой власти мы видим и переживаем ежедневно. Мамочка у кассы супермаркета пытается угомонить человека лет четырех через простое и понятное: «Замолчи!» Он старается воспринять ее слово, определяя модель контроля через текст как неотъемлемую часть своей биографии. Потом, лет через двадцать, он будет точно знать, какой твердый и явный знак позволит ему присвоить власть над своим ребенком. «Замолчи» станет для него вроде символического кода, он не поймет, что инфра - текст акта принуждения (а я тут верю Ролану Барту) - слабость и стыд. Через это резкое, как будильник, слово, мы совершаем присвоение власти над голосом, историей, человеком и его актом самопризнания.

Мы читаем ленты социальных сетей, драматургия которых переполнена попытками людей утвердиться кем-то главным.

Демонстрация доминирования, выраженная в словесной агрессии, в словах «отвечай» и «я жду», в щедром поливе ближнего и дальнего во имя справедливости, в требовании унизиться - не более, чем проба на живучесть в пространстве присвоения власти. И тот, кто не отвечает на мертвое «отвечай» - не игнорирует. Он всего на всего не заявлялся на участие в олимпиаде альфа - статусов в чужой «ленте» и не хранит верность идеалам прошлого золотых медалистов. Он не идет за навязчивыми попытками права какого - то назвавшегося сильным войти в его реальность, избегает мнимого и не ломает голову, как стать обязанным деликатно и вежливо. Его там просто нет. Он не подчиняется, и в момент его выбора, почти случившаяся власть ожидающего страха и трепета, капризничая, исчезает за занавесом. Опять «спектакль отменяется, нас всех тошнит».

Прорисовывание «фейков власти» врывается в реальность текстами, жестами, театральными паузами и стремительными высказываниями. Стратегии принуждения, обесценивания и расчеловечевания - то, что мы проживаем, и будем в этом жить.

Это нельзя отменить. Можно просто в какой - то момент отказаться признавать мнимую власть, подумать о ней, как о симуляции в моменте. Опыт ведь, так или иначе, мотивирует практики. Я тогда не поверила власти того Мафусаила с хорошим музыкальным вкусом. У меня почему - то не было трепета и страха, а он не знал, что происходит. И мы остались теми добрыми друзьями, которые ходят параллельными дорогами, чтобы нечаянно не выпить кофе со сладким вкусом присвоения власти и разрушения своей личной истории, не проживать свое «Замолчи» и не услышать чужое «Отвечай».

Анна Якушева, специально для Засекин.Ру

Юрий Эйрих

Суп из трех черепах

Это нас с вами «умом не понять» и «аршином не измерить».

А всё происходящее в нашей стране, соответственно, очень особенное и… глубокое. Так что, уважаемые сограждане, «во глубине сибирских руд храните гордое терпенье». И в самарской глубинке тоже терпите – иного не дано.

Что нужно глубинному народу знает, как принято считать, плоть от плоти его – власть. «Порядок и стабильность», - произносят чиновники эти два слова как заклинание на латыни. Будто и не зная точного значения этих слов, на выходе неизменно получаются стагнация и нищета. Что-то пошло не так и уже давно.

Архитектура российской власти лишена излишеств и вся маскулинная, милитаристическая, силовая сущность её идёт прямо по фасаду, объясняет нам не нуждающийся в представлениях Владислав Сурков. Действительно, не барокко, не модерн и, увы, не хай-тек.

Главная роль в этом «здании» отведена правящей партии – она и каркас, и перекрытия, и канализация, идущие прямо по фасаду. Декларируется, что она призвана отобрать в обществе наиболее ценные и, что важнее, благонадежные кадры. Лишь они, назначенные партией власти, достойны занимать ответственные посты на самых высоких этажах с самыми лучшими панорамными видами.

Да, практика показала, что партия не справляется со своей задачей: общество сотрясают скандалы, жулики и воры, казнокрады и педофилы завладевают партбилетами, но… Во имя «порядка и стабильности» эти нюансы по возможности замалчиваются. Соцсети, через которые порой информация всплывает наружу, портят картину, но это временные трудности «усадки фундамента».

Способные, талантливые, имеющие своё мнение, не стесняющие его отстаивать, люди остались невостребованными. Отстаивание своей позиции, вопреки, возможно, ошибочному, но мнению начальства, в современной ситуации расценивается не иначе как вредительство. Действительно, указание на трещины в перекрытиях и текущие батареи – угроза «порядку и стабильности». Тишь, да благодать, глупость и коррупция.

Коррупция – это плохо. Эту очевидную формулу признали, кажется, не только в так называемой оппозиции, но и во власти. Борьба с коррупцией стала символическим универсумом, который вывешивают и как флаг у парадного входа, и как стиранное бельё на балконах, украшающих незамысловатый фасад. Верить в борьбу с коррупцией не обязательно – она, в отличии от народа, не глубинна. Красивая фраза, мода на которую скоро пройдёт, как уже почти прошла мода на слово «инновации». Намек на «архитектурные излишества», которые нашему «зданию», как мы знаем, не нужны.

Коррупция – плохо, но чем глупость плоха? Михаил Салтыков-Щедрин буквально воспел её в своей «Истории одного города», который так и назывался Глупов. Смешной, нелепый, несуразный, как незатейливая архитектура российской власти, описанная Владиславом Сурковым. Но ведь наш, родной, глубинный…

Бороться с глупостью – себя не уважать. Это ясно, как божий день, а потому партия власти противостоит скандалам глупостью порождаемыми. Причина – глубинна. Остаётся лечить симптомы проверенными методами им. Салтыкова-Щедрина. Например, принятием закона, запрещающим писать в соцсетях о чиновниках. Скажете: глупо? Нет, друзья, глубинно!

Очевидно ошибочные решения, которые меняют нашу жизнь к худшему – это глупость или коррупция? Или купаж из этих двух составляющих?

Все эти яркие и неадекватные решения, портящие жизнь людям, объединяет одна тенденция – упрощения и укрупнения. Эффективность заключена в многообразии, пишут экономисты, социологи, специалисты по менеджменту. Но «упрощение и укрупнение» – это ещё одна магическая формула наряду с заклинанием «порядок и стабильность».

Малый бизнес богатеет по недосмотру? Киоски позакрывать, рынки посносить. Это там у них на Востоке рынки, а нашей культуре это чуждо... А вот торговые сети – это порядок, стабильность и… монополия, высокие цены, умеренное качество, девять яиц по цене десятка.

Маршруток развелось, каждые пять минут ходят, никакого ожидания? Лицензии отобрать, ишь раскатались. Единый перевозчик: автобус большой, комфортабельный, ходит раз в час, дисциплина и порядок. Люди никуда не денутся – дождутся и поедут, как селедки в бочке. Прибыль – проверенным кадрам.

ВУЗов много, не сосчитать. Рецепт: у одних отобрать лицензии, другие укрупнить, слив в один мегаВУЗ.

Мусор? Пусть будет единый оператор с большим тарифом и меньшей эффективностью. Город превратился в помойку? Но свои кадры заработают.

Кто-то осмелился предположить, что в основе этих решений лежит коррупция. Ведь договориться с одной крупной организацией об откатах проще, чем с массой небольших конкурирующих фирм…

Но стоит ли так упрощать? Ведь всякому известно, что незамысловатой архитектуры здание российской государственности стоит на трех двуглавых черепахах… Порядок и стабильность. Упрощение и укрупнение. Глупость и коррупция.

Юрий Эйрих, юрист, политолог

специально для Засекин.Ру

Юрий Сенокосов

Послание родителям

Разумеется, биология сильнее наших родительских чувств, но и об этом дети узнают, когда уже поздно.

Им, только что родившимся и беспомощным, уже поздно протестовать и возражать, спорить и возмущаться, кричать и бунтовать. Но они кричат и протестуют.

А что испытываем мы, родители?

Вот лишь один российский пример.

74% от числа опрашиваемых респондентов в России (данные Левада-Центра) на вопрос, чего вы больше всего боитесь, включающий 15 пунктов, отвечают, что испытывают постоянный страх за детей.

Это самое высокое – намного выше, чем страх мировой войны (44%), – среднее значение за 20 лет, 1996 – 2017 годы.

Почему для нас как родителей так важен этот пример? Потому что страх за детей это наше естественное отношение к жизни как к абсолютной и непреходящей ценности. Именно отношение, поскольку определить жизнь иначе невозможно. Ведь если бессмысленна жизнь, то бессмысленна и смерть, писал Лев Толстой в своей повести «Смерть Ивана Ильича». Каким же образом тогда вернуть жизни и смерти осмысленность?

Формально логически просто: надо лишь заменить словосочетание «бессмысленная жизнь» на противоположное – «осмысленная». Но человек –   это всегда только попытка стать человеком. 

Толстой своей повестью отвечает: человеческая жизнь имеет смысл только тогда, когда она честно и достойно прожита.  

Но что означает честная и достойная жизнь, когда речь идет о человеке как о члене общества? Что такое общественное благо? На какой основе возможно соединение личных жизненных интересов и установок в общественную, а затем и политическую волю? Разумеется, на основе ответственности, то есть способности личности соотносить свою жизненную программу с жизненными программами других людей и искать союзников для реализации своих планов. А для этого нужен, прежде всего, сам план, видение перспективы. Ответственное мышление основано на желании и готовности планировать завтрашний день. И наоборот: чем больше союзников, тем легче дается эта работа — планирование будущего. Социальность и ответственность за свою судьбу — взаимодополняющие категории.

Вернемся к цифре — 74%.

Конечно, под «страхом за детей», по словам директора Левада-Центра, Льва Гудкова, люди имеют обычно в виду их здоровье (отсутствие болезней), безопасность, защиту от несправедливости и т.д. Это не какие-то конкретные причины для беспокойства, а некая общая, диффузная тревожность, не имеющая конкретных поводов и оснований для тревоги. А «дети», что не менее важно, это скорее родительская проекция собственного положения на будущее, перенос своей тревожности и неопределенности положения в модальное «будущее», которое мыслится иллюзорно, как свободное от проблем и желаемое состояние. Тревожные родительские реакции можно рассматривать, следовательно, как выражение ценностных установок о здоровье детей, общественной безопасности, справедливости и т.д.

Другой опрос «Левада-Центра» тоже показателен: только 15 % граждан готовы планировать свою жизнь на пять и более лет вперед. И почти половина — 46% — не могут представить себе, как их жизнь сложится даже в ближайшие месяцы. Отсутствие картины личного будущего отражается неустроенностью в дне сегодняшнем. Неизвестное, туманное будущее сковывает и пугает. Оно не дает платформы для соединения интересов.

Приведенные цифры – из российской действительности, но проблема универсальна, и, чтобы рассеять туман тревоги, мы, родители, должны вместе учиться ответственности, гражданственности, солидарности, развивать их. В этом заключается наша общая миссия — миссия родителей тех, кому предстоит жить в завтрашнем дне. Это мы – родители – должны уметь не подменять жизнь имитацией жизни, верховенство права диктатурой закона, отличать ложь от правды и справедливость от государственной опеки. Перестать бояться и вместе строить наше общее будущее. Тогда мы станем не компанией незнакомых людей, случайно оказавшихся в одном зале, в одном городе или в одной стране, а обществом современных граждан. 

Жизнь самоценна, а наши ценностные установки продиктованы, конечно же, естественным желанием эту самоценность сохранить, в том числе, и во имя детей. И самое главное – понимать, какую ответственность мы – родители и граждане не только по паспорту – действительно несем за наших детей.

Юрий Сенокосов, основатель Московской школы гражданского просвещения

Екатерина Маяковская

De mortuis aut bene, aut nihil

Всем известное выражение, «О мертвых или хорошо, или ничего», очень любят упоминать моралисты и люди от религии. Припоминать умершим те жизненные дела, которые рисуют их в дурном свете, считается в лучшем случае плохим тоном, в худшем — глубоко аморальным поступком. 

В эпоху интернета для любознательного его пользователя не становится сюрпризом, что многие пословицы и поговорки утратили свой изначальный смысл из-за сокращения. В большей степени это касается высказываний с большой историей, многократно переведенных и, как следствие, претерпевших различные метаморфозы. 

Так случилось и с нашими «мертвецами». Фраза принадлежит древнегреческому поэту и политическому деятелю Хилону. Автор перевода на латынь — историк Диогеном Лаэртским. В какой момент блестящее высказывание утратило былую мудрость и переродилось в наставление, сказать не могу, однако изначальный вариант — «О мертвых или хорошо, или ничего, кроме правды» — был безнадежно искажен. 

В российском обществе смерть почти всегда служит поводом для своеобразного «очищения», шансом предать забвению поступки и поведение усопшего, не достойные позитивной оценки со стороны общественности. И, простите за цинизм, позиция эта очень удобна. 

И почему-то именно для весомых, «удобных» (или хотя бы «нужных») и значимых фигур действует то самое «ничего» безо всякой правды.

Но вопрос о том, говорить ли «плохую» правду или замалчивать, перестает быть бытовым, когда дело касается публичных, влиятельных людей. В таких случаях он переходит в категорию исторического. В здоровом обществе история, кроме прочего, служит властьимущим и обществу опытным советником и помощником. Примером того, как делать НЕ НУЖНО, чего стоит опасаться. Здоровая история — это записанная правда, зафиксированный опыт. Конечно, в том случае, если её пишут учёные, а не победители. 

И тогда известные диктаторы и те, кто стоят у истоков тоталитарных режимов и военных преступлений, массовых репрессий и геноцида, остаются лишь печальноизвестными. Но ни в коем случае не становятся кумирами, героями интернет-мемов и идеалами…

Но что же с религией? Те самые религиозные деятели, которые яро требуют «хорошо или ничего», почему-то сами далеко не ко всем мертвецам столь лояльным. Далеко не все религии позволяют совершать традиционные погребальные обряды в отношении, к примеру, самоубийц. 

Поминать покончивших с собой в православных храмах запрещено. Более того, недостойны религиозных обрядов даже те, кто подозревается в суициде. То есть, утонул, к примеру, человек — все, нет его для церкви. А то, что, может, сознание потерял и упал в реку, так это еще доказать нужно. 

Впрочем, для великих исключения, спустя десятилетия, делали. Находили для этого основания. Среди «отпетых» — Марина Цветаева, Сергей Есенин (чье самоубийство не вполне доказано), Александр Пушкин (хотя дуэль и приравнивается к суициду, у «солнца русской поэзии» было время покаяться). Совершать православные погребальные обряды можно также в том случае, если человек был душевнобольным… 

Семьям, у которых родные люди совершают самоубийство, на просьбы об отпевании говорят одно: не положено, непростительный грех. Такое себе «хорошо»…

Никакого «исключения», к примеру, для онкобольных, испытывающих ужасные боли и не получающих нужные медикаменты, не существует. Более того — не церковь, но вполне светская статистика прячет этих людей в графе «суицид», когда публикуются данные о смертности.

Так когда правда превращается в «пляски на костях»?

Елена Вавина

Журналистика не умерла, у неё амнезия

О том, что российская журналистика умерла, я слышу с окончания университета и начала профессионального пути. В первой же редакции, выдавшей мне журналистскую «корочку», сетовали на бездействие и непрофессионализм пресс-секретарей, ограничения доступа к информации и невозможность конкурентной работы среди ангажированных медиа.

Это было в середине 2011 года. До того, как либеральный, по сегодняшним меркам, Дмитрий Медведев объявил, что не будет баллотироваться на следующий срок, и фактически уступил президентское кресло Владимиру Путину. До фальсификаций 2011-2012 годов, приведших к масштабным акциям протеста и последовавшим «закручиванием гаек», повысившим давление и на прессу. До того, как руководить Самарской области был поставлен Николай Меркушкин, с чьим косноязычным губернаторством связывают разрежение и без того негустой среды общественно-политических СМИ в регионе.

Семь лет назад опытные коллеги по цеху, как о «золотом веке», рассказывали о прожитой ими почти мифической свободе слова – как о состоянии атмосферы, особой чистоте воздуха и времени, когда им писалось легко и привольно. Свободу эту то ли испускали листья на деревьях, то ли приносил юго-западный ветер.

Спустя семь лет, пока Владимир Путин готовится к очередной инаугурации,  я провела небольшой опрос среди знакомых журналистов – молодых и смелых, вчерашних выпускников журфаков, пишущих, кто про открытия новых пиццерий, кто про банкротства финансовых институтов. Целью опроса было понять, с какими нарушениями прав журналистов сталкиваются сегодня работники СМИ в Самарской области.

«Никаких нарушений», - говорилось в каждой второй анкете. «Никаких нарушений,  только угроза физической расправы», - рассказала коллега из lifestyle-издания. А еще: изъятия тиражей, бесконечные иски, недопуск в суды и органы власти, задержания на массовых мероприятиях и тотальное игнорирование журналистских запросов.  И всё это - «никаких нарушений».

И тем не менее, тот же опрос показал, что большинство респондентов готовы защищать свои права, для чего им нужны не столько юридическое сопровождение (многие редакции так или иначе  могут позволить себе юриста), сколько просветительская деятельность и цеховая поддержка. Чтобы начать защищать свои права, журналисту нужно понять, что они нарушены, и осознать их значение, потому что свобода слова не вырабатывается в процессе фотосинтеза. Она – продукт напряженного труда, направленного на защиту журналистами своих прав, которые, по сути своей, - права читателей на доступ к общественно значимой информации и разнообразию мнений.

3 мая отмечается Всемирный день свободы печати (World Press Freedom Day), учрежденный ЮНЕСКО в качестве ежегодного напоминания обществу о том, что свобода печати и свобода слова являются важнейшими правами, закрепленными во Всеобщей декларации прав человека. Свободные медиа лежат в основе демократии и оказывают реальное влияние на жизнь людей, и потому общество должно их защищать. И в первую очередь это задача самих журналистов.

Никто не подарит нам свободу труда и творчества, никто не спустит отмашку редакциям: «Делайте, что должны, и будь, что будет!». Не будет телефонного звонка, по которому деятели «сурковской пропаганды» порежут заготовленные fake news и манипулятивные сюжеты и смогут заняться профессиональной журналистикой. Степень свободы печати – это результат нашей ежедневной работы.

В 2018 году во всемирном индексе свободы прессы Россия заняла 148 место из 180 стран. Это – результат наших действий и бездействия. Потому что мы считаем свободу не работой, а состоянием. Потому что мы не защищаем свое право на доступ к информации. И даже не замечаем, когда оно нарушается.

И это не только право «оппозиционных» медиа на осуществление профессиональной деятельности. Это и право журналиста НТВ – отказаться от редакционного задания, если оно противоречит закону или собственным убеждениям автора и после этого продолжить работу в своём СМИ. Потому что никто не может  (не должен мочь) заставить журналиста подписать своим именем материал, с которым он не согласен.

Российская журналистика не умерла, она в шоке, в частичной амнезии. Она  не может прийти в себя – то ли после падения, то ли от удара. Смотрит на руки, на клавиатуру, диктофон и камеру и пытается вспомнить, кто она такая. Ежедневный труд тысяч профессиональных работников, которые не просто генерируют терабайты информации, но создают среду, мир, в котором им же и работать.