В минувшие выходные в Самаре прошёл ежегодный фестиваль «ВолгаФест». Масса увеселительных мероприятий и своеобразные презентации местных культурных институций вроде бы призваны развлечь и приобщить самарцев с гостями города к современному искусству, актуальным музыке, театру, музейным проектам. Но от фестиваля осталось вполне четкое послевкусие чиновничьего духа. Гости «ВолгаФеста» были будто бы декорациями для чьих-то пиар-акций, отчетов и карьерных планов. 

«Вам ничего не надо придумывать сверхъестественного», - говорил в далеком 2011 году арт-куратор и политтехнолог Марат Гельман [Внесен(а/о) в реестр иностранных агентов]на фестивале «Белые ночи» в Перми представителям самарской делегации. «У вас есть Волга и длинная набережная, - рассуждал Гельман, - проводите фестиваль волжских набережных».

Конечно, не только Гельман увидел очевидное. Ещё русский религиозный философ Василий Розанов называл Волгу «русским Нилом», видя в великой русской реке особую метафизику «источника жизни». Да и вообще, идея витала в воздухе. Спустя несколько лет в Самаре появился «ВолгаФест». 

Два дня, 8 и 9 июня, в Самаре проходил этот фестиваль. Безыдейный, пустой, куцый по смыслу, по чиновничьи рутинный, отформатированный до стерильности, но тем не менее нужный Самаре, как воздух. И горожанам, и чиновникам, и функционерам от культуры. 

Ускользающие смыслы

Даже такое скромное в зрелищном и интеллектуальном смысле событие даёт хоть какой-то повод жителям областной столицы выйти в городские общественные пространства и почувствовать, что на берегах обмелевшей Волги ещё что-то происходит, что форматно-сетевые заведения общепита с унылыми, но почти по-столичному дорогим меню и громыхающие обреченностью бары эконом-класса вроде «условно-культового» «Ветерка» - это ещё не приговор и не единственный оставшийся способ проведения досуга. 

Что-то ещё даёт повод быть среди людей не только с бокалом дешевого пива или в формате потребительского гламурного угара. Оказывается, в Самаре, например, на набережной могут быть перформансы, инсталляции, какие-то «активности». На пляже могут развеваться флажки и воздушные змеи. 

Но всё это в сугубо разрешенном, проверенном, отцензурированном и почти идейно-выверенном ключе.

Почти – потому что никакой, собственно, идеи у фестиваля в этом году, кажется, и не было. Россыпь аниматоров, музыкантов с плохо отрегулированным звуком, площадок учреждений культуры и прочих стандартных ингредиентов. А вот в чем была концепция и замысел мероприятия, проводимого за бюджетный счет – этого ясно не было. Конечно, хорошо, когда ярко, весело и многолюдно, а не тускло, уныло и пустынно. Но достаточно ли украсить участок променада флажками, воздушными змеями и прочими бантиками-ленточками, пригласить музыкантов и клоунов, чтобы назвать всё это фестивалем и списать на это внушительные суммы из бюджета? 

Возможно, врио министра культуры Сергей Филиппов не забивал лишний раз себе голову подготовкой к фестивалю и не интересовался концепцией, содержанием и степенью готовности мероприятия. В конце концов, ему уже пообещали найти замену и перегружать себя поводов нет... Но есть же какая-то тонкая грань, отделяющая культурный прорыв от культурного же провала?

Фестивали такого рода, как правило, подразумевают наличие куратора, чья роль в первую очередь не административная, а интеллектуальная, концептуальная, идейная. О чем, про что и зачем эти два дня? Например, у фестиваля «Белые ночи» в Перми таким куратором некоторое время был знаменитый Марат Гельман. Цели у нашего и у пермского фестиваля, в целом, одни и те же – привлечение внимания к региону и формирование территориального бренда. Но вот выхлоп... 

Лекции, перформансы, спектакль на пляже, читки стихов, выступление музыкантов. Сами по себе эти мероприятия чудесны и привлекательны, но какое послевкусие должно остаться после этого фестиваля? И чем оно формируется? 

Полиция, оцепление и поминальные песни

Попасть на фестиваль можно было лишь через процедуру досмотра, включающую в себя прохождение через металлоискатель и демонстрацию содержимого рюкзаков и дамских сумочек сотрудникам полиции. Наверно, в этом нет ничего особенного, если не считать неприятный осадок от довольно унизительной, по сути, процедуры с участием представителей власти с комплексом вахтёра.

Каждый пришедший по определению не достоин доверия, заведомо подозревается, но непонятно в чём. Каждый должен знать: всё, что происходит вокруг – происходит за забором, в оцеплении полиции. Такого не встретишь на фестивалях и городских мероприятиях в странах ЕС, США или Израиле. В странах, сталкивающихся с террористической угрозой гораздо чаще, безопасность умудряются обеспечивать как-то иначе – мягче и деликатнее. Для нас – заборы и металлоискатели. 

Логика выбора музыкальных коллективов, вероятно, диктовалась либо возможностями бюджета фестиваля, либо вкусовыми пристрастиями организаторов. Иосиф Кобзон, которого так любил экс-губернатор Самарской области Николай Меркушкин, по объективным причинам больше не гастролирует. Но приглашенные группы, видимо, вынуждены были заполнять этот невосполнимый пробел зудящего патриотизма.

Немецкая группа Juno17 начала своё выступление с песни на пронзительные военные стихи Булата Окуджавы «Бери шинель, пошли домой». Вполне современная аранжировка и слова, хотя и заученные не по смыслу, а по звучанию незнакомого языка – сомнительный культурный продукт. Какую травму должно переживать общество и окормляющие его чиновники, если на летнем фестивале в Самаре иностранная группа должна петь песни о погибших в Великой отечественной войне? Песню, после которой в российских семьях раньше выпивали «фронтовые 100 грамм» не чокаясь, поминая павших. Есть ли время и место для радости? Или даже «ВолгаФест» - на самом деле часть «военно-патриотического воспитания» народа со стороны «элит», предпочитающих немецкие машины, итальянские курорты, британское или американское образование для своих чад и истеричный ура-патриотизм для своих граждан? 

Группа с намеком на сербское происхождение «Пасош» («паспорт» с сербского), наверное, могла показать себя с лучшей стороны, если бы звукорежиссёры настроили звук для людей, находящихся на набережной, а не для жителей домов на улицах Максима Горького и Алексея Толстого, где качество звучания почему-то было на голову выше, чем на набережной, где и собрались слушатели. 

«Наша идея – барину служить»

Радовали гуляющих внутри периметра фестиваля воздушные змеи, лавки с закусками, анимации для детей... 

Главными же гостями «ВолгаФеста» были губернатор Дмитрий Азаров, и сити-менеджер Самары Елена Лапушкина. Всех их встретили, провели, показали площадки. Завели на площадку несуществующего пока самарского филиала Третьяковской галереи, который привлекал внимание крупной буквой «Т», но, увы, не своим содержанием...

Свита из СМИ фиксировала каждый шаг высокопоставленных самарских чиновников. В новостях местных телекомпаний вышли сюжеты про участие VIP-персон в осмотре объектов фестиваля. Видимо, действительно, именно их явление и было самым главным перформансом фестиваля? А горожане были не столько зрителями, сколько массовкой, оттеняющей и дополняющей главные события и процессы, которые проходили по другую сторону ограждений и рамок металлоискателей...

«– Какая у тебя в жизни главная идея? – спросил граф, раздельно выговаривая слова.

– Идея? – переспросил Трифон и глянул на князя.

Тот молчал, наполняя стопки.

– Наша идея, ваше сиятельство, барину своему служить, – произнес Тришка.»

Владимир Сорокин, «Теллурия». 

Завершением фестиваля стал довольно зрелищный «парад световых рыб». Наверное, в нём, как и в массовом шествии по набережной с козой на поводке во главе можно было бы поискать и даже найти какие-то смыслы и задумки кураторов. Но если и были какие-то кураторы у «ВолгаФеста», то у них, очевидно, отличная от культуры специфика работы. И рыбы, пусть и светящиеся, скорее символизируют именно их специфику – безмолвие... 

Филипп Сергеев