Идея единого учебника, как и любого единства в идеологической и научной сфере, восходит к давней монархической идее: один бог на небе, один царь на земле и один… А дальше можно подставлять, кого и что угодно. Учебник истории, например. Эта идея предполагает взаимное влияние религии, политики, идеологии на все процессы, которые происходят в обществе. В данном случае речь идёт о понимании истории.

Знаменитый русский историк Василий Ключевский говорил, что история – это фонарь из прошлого, который светит в будущее. Он имел в виду, что с помощью изучения истории, исходя из трактовок исторических событий, люди строят своё будущее, определяют направление его развития. Так вот, единый учебник истории означает, что не какое-то абстрактное научное сообщество или абстрактный российский социум будут определять содержание этого учебника, а вполне конкретные люди, назначенные властью. Раньше таких людей называли «генералами от науки».

Любой единый учебник предполагает единую трактовку материала. Однако гуманитарное знание, в отличие от знания технического, математического или естественно-научного, предполагает значительно больший удельный вес личности исследователя в полученном результате. Учебник всегда предполагает, во-первых, отбор материала (о чём говорить, а о чём нет) и, во-вторых, интерпретацию этого материала. Потому что история – это не хронологический набор событий, а события плюс определённая концепция – понимание движущих сил, направлений развития и причинно-следственных факторов. В новом учебнике мы увидим, как политика повлияет на эти стороны науки. Например, в советское время, в последние сталинские годы, концепция предполагала, что СССР – это пуп земли, всё отечественное – это хорошо, а всё заграничное - плохо. И учёные стали обнаруживать, что практически все открытия и достижения в научно-технической сфере совершили русские. Это замечательно описано в романе Александра Солженицына «В круге первом». Над этим потешался весь мир, но советские школьники это изучали, а аспиранты писали об этом диссертации.

А как трактовались события Второй мировой войны? В советской официальной концепции школьной истории Второй мировой войны практически не было, была лишь Великая Отечественная война между Советским Союзом и Германией. И всё. То, что война, оказывается, была во всём мире – в Африке, в Океании, в Азии – где происходили грандиозные сражения, повлиявшие и на ход советско-германской войны, никто у нас в учебниках не писал, потому что это не соответствовало официальной концепции.

Мне - как филологу - ближе пример из истории литературы. В 2005 году отмечалось столетие двух русских писателей – Михаила Шолохова и Даниила Хармса. Так вот, столетие Шолохова праздновалось в Кремлёвском Дворце съездов, и на него были выделены миллионы рублей. А столетие Хармса было отмечено небольшой конференцией, которую мы проводили в Санкт-Петербурге и на которую приехали несколько десятков учёных из разных стран мира. С чем это связанно? Понятно, что Шолохов и Хармс – писатели, мягко говоря, равно известные. Более того, сегодня значение Хармса для мировой и русской литературы оценивается как значительно большее, чем значение Шолохова. Но дело в том, что Хармс был убит тем самым государством, которому верой и правдой служил Шолохов. И нынешним властям было важно подчеркнуть, что писатель, который работает и служит государству, – хороший, и он будет прославляем даже после смерти. А писатель, который государству не служил, от него и после смерти ничего не получит. Боюсь, что такую же логику мы увидим и в новом едином учебнике истории.

В нём мы будем читать о роли православия и монархии и тому подобном. Конечно, там не расскажут о спорах историков, многие из которых доказывают, что князь Александр Невский отправился в Орду с доносом на собственного брата, не  расскажут и о том, как будущий святой пресмыкался перед ханом. В учебнике всё это будет написано так, как принято в русской православной историографии. Там не напишут правду о мрачных и страшных страницах истории XX века, о ГУЛАГе. Потому что этот учебник будет носителем государственной идеологии, которая предполагает патриотизм радостный, оптимистический, не требующий покаяния и умения делать выводы из собственных преступлений и трагедий.

Речь, конечно же, не идёт о том, что нужно постоянно каяться и посыпать голову пеплом. Речь идёт о предотвращении в будущем тех страшных событий, которые уже были в нашей истории. Патриотизм в государственном изводе этого не предполагает, и в новом учебнике этого не будет.

Скорее всего, в учебнике будет преобладать осторожно-трусливое «с одной стороны - да, но с другой стороны, - нет». Будут, например, говорить, что Сталин, конечно, был не совсем хорошим, но он многое сделал для страны и так далее. Из учебника будут полностью удалены необходимые для школьника этические ориентиры. Но это же не чисто историческая наука, а ещё и школьная наука. И как можно в школьном учебнике без этических ориентиров? Убивать плохо - безо всяких «но»! В школе обязательно надо говорить об этом, но это будет замолчано, заболтано декларациями о государственной необходимости и прочей подобной демагогией.

Сильно ошибаются те, кто думает, будто единый учебник будет нести какую-то научную или общественную стабильность. Как раз единство этого учебника приведёт к тому, что при каждой смене политического курса, смене ориентиров учебник будет переписываться. Будут меняться концепция, избранные персонажи, герои, даты и так далее. Возврат к идее единого учебника стоит в том же ряду, что и возврат Сталина в конце 40-х - начале 50-х годов к идее мужских и женских школ, единой формы для государственных чиновников, возврат к плате за обучение и даже возврат к классическому образованию (впрочем, начать широко обучать школьников греческому и латыни не успели, тиран отправился на тот свет). Известно же, что в конце своей жизни Сталин очень потеплел душой к царским порядкам и очень хотел вернуть хотя бы внешние признаки Российской империи, а себя мыслил как императора. Эти параллели очень печальны и должны наводить на грустные размышления...

 

Александр КОБРИНСКИЙ, доктор филологических наук, депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга, специально для ИА «Засекин»