Ультраортодоксальные евреи из общины «харедим» придумали-таки новый способ борьбы с искушением – не видеть его, видеть его в искаженном свете, в кривом зеркале специально сконструированных «близоруких» очков! Когда-то евреи, как писал Ницше, придумали современную мораль, теперь, похоже они решили ее существенно видоизменить. Бороться с искушением уже надоело, да и трудновато это всякий раз, очень душевно-хлопотно, поэтому лучше вообще не доводить дело до такой чрезмерности, лучше чтобы оно вообще не встречалось на твоем пути, лучше просто катапультироваться из мира в солипсистской капсуле собственного «я», перенастроить нравственную оптику на девственное непротивление за неимением противника.

Все манящее, дразнящее, соблазняющее, совращающее тебя с пути истинного должно исчезнуть, дабы проявился во всей своей чистоте заповедный нравственный субъект. Экзистенциальная стратегия эскапизма получает сегодня технологическое и одновременно комическое воплощение. Может ли субъект быть этическим, не будучи дальнозорким, не вглядываясь и не разглядывая во всех подробностях все, что бросается в глаза? Какой бы спасительный смысл в этот оптический эскапизм не вкладывали, бегство от соблазна, где бы и когда бы оно не происходило, – это не что иное как бегство от возможности быть собой, от необходимости долженствования, от самой задачи что-то делать со своим существованием, стало быть, это бегство от собственной свободы.

Новый вид искушения, который подарили нам нулевые годы, – тотальность и доступность коммуникации. Эпоха «экстаза коммуникаций» расставляет перед человеком тысячи ловушек, тысячи капканов, в которые постоянно попадает наше жаждущее подтверждения собственного существования, легко уязвимое и онтологически хрупкое, интимное «я». Сегодня онтологическая гарантированность коренится в опыте признанности тебя как субъекта общения. Ты есть, пока тебя слушают, пока тебе отвечают. Нарративная компетенция стала даже важней визуальных репрезентаций. Коммуникации затягивают, как водные воронки, цивилизация комментариев искушает легкостью и безответственностью применения разума, новостные ленты и фрэндленты создают понятную и удобную рамку для действительности. Социальные сети соблазняют быстротой и полнотой достижимой социальности, человеческого участия и контакта. Это новый способ бытия-на-виду, это новый феномен публичной интимности, эта машинерия лайков, предоставляющая тебе безотказный инструмент аксиологического производства! Это тебе «нравится» - лайк, а это тебе не нравится - коммент, а это стоит того, чтобы перепостить. Перепост – новый вид переходности, этого мостика «пере», в котором сегодня обитают смыслы и информация. Вот только соблазн «перепостмодернизма» рано или поздно скажется на нашей способности суждения. 

Соблазн активизма и нейтральности, публичности и приватности, новаторства и традиционализма, убежденности и беспринципности, будущего и прошлого, сложности и простоты. Сложность – это, безусловно, изощренное искушение, на борьбу с которым когда-то было заточено лезвие Оккама, тоже своего рода технология. Простота – это великое искушение, смертельный соблазн, а не только ересь, как полагал Пастернак. Сложность манит и очаровывает, простота совращает и порабощает. Время во всех своих модусах только и делает, что увлекает. Отчаянные попытки выпадения из него по праздникам – как таблетка, которая мгновенно тает во рту, как будто ее и не было. А соблазн всякий раз начинать с нуля! А искушение продолжателя, приемника, наследника, хранителя и представителя!…

Чем больше ты читаешь, тем чаще ощущаешь себя пустым бензобаком, чем более эмоционально реагируешь на происходящее, тем острее хочется смыть с себя всю безнадежную «текучку». Чем экспрессивней становится твой язык и чем более накаляются вокруг политические страсти, тем тверже повторяешь про себя «Только детские книги читать,/ Только детские думы лелеять»…».

«Пора не быть, а пребывать, / Пора не бодрствовать а спать», - по-своему продолжал гамлетовскую тему Владислав Ходасевич, на ходу превращая ее во фрейдистский мотив сладости абсолютной регрессии: «Как спит зародыш крутолобый, / И мягкой вечностью опять /Обволокнуться как утробой». Ничего не видеть и не слышать. Ничего не хочу знать.

Усталость современного человека имеет постиндустриальную сущность. Это усталость от «какофонических миров», от бессмысленного новостного шума времени, от гиперсобытийности информационного поля, симптоматично указывающей на какую-то неизбывную жажду и хроническую недостаточность. Видимо, это жажда быть, видимо, это недостаточность присутствия. 

Да не выведи меня из искушения, да не лиши меня соблазна…

Виталий Лехциер, доктор философских наук