И сказать с улыбкой нежной, незаученной:

«Ах ты чижик мой, бесхвостый и смешной,

Ничего, что я усталый и замученный

И немножко сумасшедший и больной.

 

Ты не плачь, не плачь, моя красавица,

Ты не плачь, женулечка-жена. 

В нашей жизни многое не нравится,

Но зато в ней столько раз весна!»

А.Вертинский

 

Тамара Терман (справа), дочь Олимпиады Леонтьевны Григорьевой (Терман)

 

 

 

 

 

 

Михаил Терман

 

 

 

 

 

 

 

 


Олимпиада и Михаил Терман

 

 

 

 

 


Олимпиада Леонтьевна Григорьева (Терман)

 

 

 

 

 

 

 

 

В каждом человеке плавно переплетаются, дают корни, всходы или увядают жилы-стебли семейных легенд, семейной памяти, семейных тайн. Я произросла из «чрева» Самары. Но и само «чрево» нашего города до революции формировали не только старожилы, вписанные в «Обывательскую книгу», но и многочисленные приезжие, стекающиеся на самарские хлеба и на самарскую маргинальную спесь. И вот, в 80-е гг. XX в., в сером шерстяном платье, обрамлённом дымчатыми вологодскими кружевами, в образе бледной немощи, я приходила с мамой к родственникам, обитавшим в одном из флигельков на Ленинградской. Насколько я была в тон своим кружевам, настолько моя мама – ядрёна, смугла, румяна и по-малявински усилена тёмной косой и алыми рубинами. Дядя Миша Терман, с бабочкой и в костюме, выходил в тёмный коридор коммуналки с гитарой, из нутра которой радостно подмигивал херувим, припадал на одно колено и, подкрутив приказчицкие усики, воспевал мамино явление: «Кто та, в малиновом берете, с послом испанским говорит?!..» Накрывала на стол его жена, Липуня, в девичестве Олимпиада Григорьева, из мещан Самары, в 80-е – с накладным рыжим шиньоном, венчающим седую голову. Но и в витиеватых кольцах, игривом платье и белом переднике с гимназическими оборками и пелеринками. Их дочь, Тамара, обладала внешностью Любови Орловой и таким холодным, высокомерным, небрежным кокетством, с которым могла сравниться только россыпь бирюзы, опутавшей мочки её ушей и схватившей в каменные объятия пальца. Все они происходили из того сословия, которое оказалось заклеймённым и дореволюционной интеллигенцией, и советской историографией, – из мещан. Я до сих пор помню, как моя бабуля, презрительно черпая воздух орлиным носом и помогая для убедительности верхней губой, приговаривала: «О, деточка, они все торгаши!»

По большому счёту ничего не изменилось и сейчас. Все оценки были верными. Мир, действительно, делится на «торгашей» и «художников». Вот только я всегда ужасно боялась того «мещанства» и «торгашества» в генах, которым меня наградила одна линия семьи и робко рвалась в «художники». Шли годы. Все Григорьевы и все Терманы канули в лету, оказались проглочены пастью времени. А та, которая «в малиновом берете с послом испанским говорит», однажды принесла мне в качестве наследства, полагающегося «художникам», мешок со старыми фотографиями и письмами, оставшийся от «торгашей». То, что я там обнаружила, частично вошло в одну мою книгу и дожидается второй. Мещанство. Я нашла там мещанство. Начиная с метрических книг и заканчивая текстами писем. Вот полюбуйтесь на некоторые из тех, которые Олимпиада Леонтьевна писала в 50-е гг. XX в. своей дочери Тамаре.

«Дорогая моя Киса!.. Очень рада, что ты купила пальто и теткам биреты… На счет бус сама не знаю, что писать, на базаре цыганки продают их по 50 и 60 р. помоему купи, а главное купи, что тебе нужно… Зря деньги не бросай и ерунды не покупай, можно приобрести рубашки мужские без рукавов, они здесь 120–130 р… Перед тетками не острамись, привези, что просили (Лена просила сумку темную)… Купи себе красивый зонт обязательно, обуй себе ноги, ботинки покупай на меху. Турка [так в семье называли отца. — З. К.] говорит, что в Риге очень хорошо шьют, одной отдыхающей сделали макентош очень хорошо… Томуся! У отца беда! Сняли с головы шляпу — он в большом ударе, ходит без головного убора, так что тебе новая забота купить ему шляпу… Сыта ли ты, моя доченька? Очень рано соскучилась по дому! Если увидешь цыганскую расцветку вроде моей, то привези… Очень благодарна Шурочке и ее маме за внимание к тебе. Ну пока, до свидания. Желаю быть здоровой и купить все по душе. Целую своего цыпленка. Мама. Сколько заплатила за пальто? С мехом или нет?»

Еще одно письмо показалось интересным в плане реконструкции повседневности данной городской среды. Достаточно много написано исследований о том, сколько внимания в дворянских семьях уделялось выработке у детей правильной осанки и манеры красиво и естественно двигаться. Мещанство же традиционно противопоставлялось этим поведенческим практикам как пример намеренной деланности, манерничанья, связанного с отсутствием должного воспитания или психологией парвеню. В письме к дочери Олимпиада Леонтьевна пишет: «Здравствуй моя родная доченька! Сегодня получили от тебя еще письмо с двумя открытками, очень смешная коза, зачем ты так выгнула зад? Ножки и бедра замечательны, мордочка тоже, но левая рука и поза уродливы… я тебе всегда говорю, как надо держать руки, чтоб они выходили полнее, и вообще все позы старые, придумай сняться оригинальнее…». Продолжение письма вновь наполнено миром вещей: «Взяла из ломбарда свое платье и туфли. Туфли продала, купила муфту, а платье мое там носили, испачкали красным вином и вообще затаскали, безобразие, я этому никогда бы не поверила, но это факт, воротничок пришили по-своему… Ужасно расстроилась получив от тебя письмо где ты пишешь, что сожгла волосы… Паршивая непослушная дрянь девчонка, никогда меня не слушаешь, я ждала-ждала, когда ты будешь с длинными волосами и вот финал!.. Ну за твои непослушанья ходи уродом!.. 1-й снимок мне понравился, мося хорошая, только зря ты прячешь ноги, а грудь и руки выставляешь, у тебя ножки и бедра очень хорошие, а ты их спрятала за подругу… Есть ли вокруг тебя ухажеры?».

Одно из писем Липуни (как ее ласково называли в семье) написано корявым почерком с чернильными кляксами: «Дорогой цыпленок! Пишу тебе письмо под парами шампанского, обмываем сейчас машину пока москвич так как до победы еще не дошла очередь… Здорова ли ты моя киса бесценная?.. Пришли с болгарки, а у нас пир горой. Твой дядя Коля опять имеет возлюбленную в лице неодушевленного предмета… Извини очки не нашла и пишу прищурив глаза… Целую тебя крепко-крепко. Твоя мама. Продала твою юбку за 115 рублей 5 октября 1954 г.»…

Зоя Кобозева