Пока растут мальчики, есть счастливое для мам время, когда сыновья готовы слушать на ночь сказки. Я думала, что мы уже пережили этот «сказочный» период. Поэтому оказалась совершенно неподготовленной к тому, что от меня опять потребовалась сказка. Я их все уже рассказала. А новые – не умею изобретать. Поэтому не придумала ничего лучше, чем рассказать историю про шубу и пальто...

История про шубу потребовала экскурса в самую глубину забытых семейных драм. Выплыл рассказ о мужчине, образ которого предан забвению в нашей семье, не связан ни с одной эмоцией, просто в какой-то момент он поучаствовал в генетическом творчестве и исчез. От сестры этого мужчины в одной из невероятно милых деревень нашей области маме в наследство достался дом. Но мужчина появился, потребовал этот дом продать и разделить наследство. Это происходило в середине 80-х. В те времена о шубе я не могла даже мечтать. Мне перешивались в ателье мамины пальто. Скучный драп обновлялся какой-нибудь весёлой стоечкой из каракулевых шкурок. На голову надевалась белая шапка-ушанка. И я, такая вот прям модница, топала в школу юного историка или бродила с подружками по тёмным «хрущёвским» дворам. И тут мама, потеряв дом в Борском, бросила к моим ногам свою часть наследства с предложением сшить на эти деньги шубу. В самом раннем детстве фасоны платьев рисовал для нас папа. Класса с седьмого я начала придумывать себе наряды самостоятельно. Но даже представить шубу не могла. А образ шикарной мамы – в искусственной  облегающей шубке с огромным ремнём и в енотовой папахе из 70-х – в 80-е уже не понимался как остро-модный. Подсмотреть что-нибудь интересное в каком-нибудь журнале в те времена тоже было практически невозможно. Это был последний временной осколок советской эпохи. Пройдёт всего лишь несколько лет – и рынок окажется заполненным норкой, чернобуркой, опоссумом. 90-е закружат в невиданной роскоши. А в 1986-м я видела только знакомых пэтэушников в чёрных искусственных полушубках с хлястиком и улавливала тенденцию, связанную с широкими плечами.

И вот в меховом ателье было создано творение – «айсберг» советской уходящей эпохи. Из толстенного чёрного искусственного меха гигантская шуба в пол, с лацканами, невероятными кондриками (подплечниками) и позаимствованным в каблушной среде провисшим хлястиком сзади. Я поступила на истфак. И помню, как ехала в трамвае в университет, при своём маленьком росте, в этой квадратной роскоши, да ещё и с огромными рубиновыми серёжками в ушах, как у советских продавщиц в кружевных кокошниках. А на голове красовалась оранжевая вязаная шапка с невероятных размеров помпоном. Ведь и пряжу необычных цветов тогда ещё можно было купить только по блату. Поэтому всё трудно добытое – всё сразу на себя!

Та незабываемая поездка в трамвае была фактически моим единственным выходом в свет в этой шубе. В душу прокрались сомнения, что образ шубы-мечты провалился. От шубы пришлось избавляться. Мы её куда-то спрятали. Чтобы ни мне, ни маме она не напоминала о доме на яру над Самаркой в песочном сказочном Борском. И уже в первую же зимнюю сессию начало новой вещной жизни было ознаменовано поездкой на «Энергетик», покупкой блестящего стёганого пальто и сапог гармошкой из мягкой кожи. В нашу жизнь хлынули порицаемые ранее «вещизм», «мещанство», «тряпичничество», а вместе с ними и радость от всевозможных «штучек», как например, кислотных махрушек, нарядов невероятных цветов, красивого белья, пушистого меха, кружева, каблуков, шоколадок, ликёров, поездок, открывшегося цветного мира, новых друзей, в общении с которыми, наконец, можно было применить свои знания английского. Но в магазинах, как напоминание о советском прошлом, ещё долго висели каменные облегающие женские драповые пальто с круглыми песцовыми воротниками. И где-то в глубинах чуланов была поставлена в угол моя первая взрослая шуба – в наказание за потерянный борский рай и неудачный дизайнерский эксперимент. Причём моя страсть к портнихам, неудавшимся пальто и гигантомания не исчезли даже во времена изобилия. И сейчас в шкафу опять стоит наказанной буклированная шинель цвета морской волны с огромным воротником из старой коричневой норки. Когда я набираюсь смелости и водружаю её на себя, да ещё повязываю на голову павлопосадский платок, старички переходят со мной на «ты» и приветственно интересуются о внуках и подагре.

И вот только вчера обнаружила в своих «запасниках» ещё одну свою убийственную идею, связанную с пальто. На публичные лекции по истории моды я придумала летнее чёрное пальто из тонкой шерсти в стиле 20-х годов XX века с аппликацией из розовой пёстрой ткани в виде  шкурки лисы, наброшенной на плечи, с глазками из винтажных пуговиц. К образу предполагалось уложенное волнами «каре», заправленное в сетку. Когда после лекции у меня брали интервью для какого-то телеканала, я очень волновалась, что напутаю названия деталей одежды из той эпохи. Но когда посмотрела потом эту передачу, была потрясена и подумала: «Такая стареющая балерина, в которую я себя превратила, может говорить вообще всё, что угодно, уже на основании прожитых лет: с 20-х годов XX века и до самого его конца…» 

 

Фото из журнала Vogue

Таким образом, пальто – весьма опасная тема. Гораздо легче и безопаснее накинуть маленькую кожаную курточку или лёгкую шубку. Но что делать, если дизайнеры этой осенью предлагают нам облачиться в облегающее буклированное пальто в сочетании с широкими гафрированными  брюками из 70-х? И я уже безумно такое хочу! И все свои выгоревшие кудри мечтаю забрать в гладкий «конский хвост», сделать прозрачный макияж с влажными ресницами, как на показах Миуччи Прады. А трикотаж винного цвета поможет забыть о потерянном лете, проведённом за написанием текста диссертации. Уютные меховые жакеты из 60-х, водолазки, твидовые юбки в оборках, лакированные пояса из 70-х, бушлаты, дафлкоты, тренчкоты, помпадуры, тальони, ольстеры, габардины, «лалла-рук», «скобелев», пальмерстоны, регланы, честерфильды, платья из ткани с люрексом в сочетании с маленькими пальтишками «свингующего Лондона», огромные кашемировые свитера и боа из цветного меха – все они требуют только одного непременного условия. Чтобы мы сократили свои осенние маршруты до прогулок по Ленинградской. Выбрались из машин и из пробок. Из трамваев, автобусов и из депрессий. Чтобы у тех, которые, как и я, немножко устали, немножко расстроились и немножко растерялись, вдруг открылось второе – осеннее – дыхание. И чтобы наши потревоженные летом души можно, наконец, стало заботливо укутать в пальто…

Вот такая сказка получилась на ночь для моего маленького любимого мальчика...

 

Зоя Кобозева