По-моему, стоит признать, что результаты Оскара-2015 бесконечно скучны и однообразны. А то, что фильм «Бёрдман» получил столько наград, более чем ожидаемо и неинтересно, как если бы решение принимала не Киноакадемия, а капитан Очевидность. Кинокритики всего мира кричат «ура» и что-то на подобии «мы счастливы!», вся Cеть пестрит сообщениями из серии «а я знал», короче, предсказуемость и все пятьдесят оттенков… А между тем столь нашумевший недавно фильм «50 оттенков серого» совсем не так прост, каким могла бы оказаться банальная экранизация.

В этом фильме больше поиска Бога, чем порнографии. Точнее порнографии в нём нет совсем. Сразу оговорюсь, что я воспринимаю фильм как отдельное художественное произведение и даже подозреваю, что ценность его несколько выше ценности самого романа. Режиссёру Сэму Тейлору-Джонсону удалось поспорить с автором книги и снять фильм вовсе не про Анастейшу Стил и её «развивающуюся чувственность», а про Кристиана Грея и его желание найти Бога.

Итак, действие фильма разворачивается в абсолютно ницшеанском мире, в котором то, что «Бог умер», понятно уже с первых кадров: тучи на небе сменяют друг друга, но они не приносят грозы; ты можешь выбирать любой из 50 галстуков, но он всё равно будет серым; а каждая женщина, которую ты встретишь на своей дороге в офис, будет высокой блондинкой в строгом сером костюме. Этот мир понятен от и до: от самой низшей точки (туалета ночного клуба) до самой высшей - неба над Сиэтлом. В нём всё предсказуемо. Даже фамилии главных героев передают всю цветовую гамму их мира и не означают ничего «нового»: «Grey» - серый, «Steele» - сталь (в общем тоже серая и холодная). Кстати, в одной из рецензий, которую можно прочитать в интернете, автор негодует, что фильм похож на рекламный ролик бритвенных станков. Что ж, именно так.

И вот в этом мире вдруг нарушен порядок вещей. Мало того, что на девушке, которая приходит к Кристиану Грею брать интервью, нет серого пиджака, зато есть разноцветная блузка, так ей ещё и нравится Томас Харди, а не Джейн Остин, как всем остальным, она девственница и не знает многих вещей, о которых люди вокруг не просто открыто разговаривают, а составляют договоры. И в этот момент у Кристиана появляется надежда, что дождь всё-таки пойдёт, и что Бог жив, и он прячется именно в этой девушке.

Собственно всё, что происходит дальше – это попытка Грея установить контакт с Богом, который присутствует в Анастейше. И он это делает с помощью инстинктивно понятного ему способа – боли.

«50 оттенков серого» - это фильм о боли, но совсем не с физиологической точки зрения. Тут стоит вспомнить о том, что отношение к боли на протяжении истории было разным. Трудно поверить, но до эпохи Просвещения боль не фиксировалась в языке и в культуре. Боль –  это нововременной концепт. То есть люди древности (словно бы) не испытывали боли, не страдали от неё. Разбойники на кресте рядом с Иисусом не страдают, в отличие от него. А Христос страдает не от физической боли. Невозможно найти в куртуазном эпосе рыцаря, который жаловался бы на телесную боль, а предания о мучениках изображают истязаемых, до конца пребывающих в покорной и преданной невозмутимости. Боль до эпохи Просвещения не институализирована. Она – лишь средство приблизиться к чему-то или выразить что-то.

Поэтому боль выступает медиумом: послания Бога она доносит до Иова (опять мерещится кино, теперь «Левиафан»), а мучеников она возносит до Бога. Этакий способ двусторонней коммуникации.

Что же происходит, когда присутствие Бога не очевидно? Существует мнение, что произведения де Сада можно рассматривать именно с этой точки зрения. Маркиз как будто бы ставит эксперимент, в котором людям некому передать свою боль, т.к. они лишены Бога. Это совсем не психиатрическая, а культурологическая трактовка термина БДСМ, которая как раз имеет место быть и в «50 оттенках серого».

Продолжая рассматривать боль, как коммуникацию, стоит обратить внимание и на то, что Хайдеггер возводил значение греческого слова «боль» к двум родственным словам, одно из которых означает «заботу», а другое «рассказ». Коммуникативную функцию боли мы можем отследить также в древних обычаях «заговаривать боль», т.е. с болью можно вступить в диалог, договориться.

Именно эту коммуникацию хочет наладить Грей в своей «комнате для игр». В фильме принципиально хорошо то, что мы ничего не знаем о главном герое. Всё очень пунктирно: усыновлённый ребёнок, мать наркоманка, но никаких больше душещипательных нюансов… Хотя какие они могут быть в таком предсказуемом мире? Но как раз сам Грей хочет знать, чувствовать, понимать. Он говорит, что не помнит лица матери, но иногда видит его во сне.

Боль для него – это также способ понимания (и узнавания). Задумаемся, ведь можно сказать, что только в боли я чувствую свой палец, который до этого был моим только в способности совершить какое-то действие.

Конец фильма весьма печален. Анастейша не принимает боль. С Богом обрывается связь.

Мария Терегулова, директор тренинговой компании «КУРС», специально для Засекин.Ру