Сложные, выражаясь дипломатическим языком, взаимоотношения между областным министерством культуры и руководителем Самарского академического театра драмы не упростились после принятия в сентябре прошлого года нового устава театра. От разделения должностных функций генерального директора и художественного руководителя театра взаимные претензии, а также критика в адрес художественной политики Гвоздкова никуда не исчезли. Однако сторонам конфликта удавалось и удаётся избегать «горячей фазы» противостояния. Вчера стало известно, что теперь уже бывший художественный руководитель Самарского академического театра драмы Вячеслав Гвоздков занял должность генерального директора, подписав контракт на два года. Таким образом, место худрука стало вакантным, поиск кандидатуры на этот пост министерство культуры намерено завершить до осени. Учитывая, что в самарской драме есть ещё и главный режиссёр Валерий Гришко, творческие перспективы старейшего в регионе театра становятся и вовсе туманными. О том, каким видит своё будущее и будущее театра его генеральный директор, портал Засекин.Ру решил узнать непосредственно у Вячеслава Гвоздкова. 

- Вячеслав Алексеевич, вас можно поздравить с назначением на должность генерального директора самарского театра драмы?..

- Не знаю. Странная ситуация, только погоны поменялись.

- Тем не менее, какие у вас планы в новом качестве?

- У меня нет никаких планов. Планы остались теми же, что были и  у художественного руководителя. Я к этой должности отношусь  резко отрицательно по той причине, что генеральный директор может быть только в таком творческом коллективе, как оперный театр. Вот мой друг  Владимир Георгиевич Урин недавно получил пост генерального директора Большого театра. Это я понимаю, ведь там шесть творческих коллективов, возникают традиционные противоречия, там ведь оркестр, балет, хор, солисты… А в драматическом театре традиционно центральное место занимает художественный руководитель. Всё началось еще в 1939 году после первого съезда режиссеров, после расстрела Мейерхольда и введения должности «красного директора» в штатное расписание драматических театров. Началось это со МХАТа, и с того дня театр начал погибать. По моему глубокому убеждению, театром должен руководить художник, а не продюсер, как модно сейчас выражаться. Наплодили продюсеров, пришли молодые мальчики, менеджеры, как они себя называют. Они никакого отношения не имеют к театру. Слава богу, если он несостоявшийся артист, но это тоже отрицательная сторона. Потому что несостоявшийся артист ненавидит других артистов. Я тоже бывший актёр, но я переучился на режиссера. Однако все говорят, что я был хорошим артистом, меня отличает то, что я люблю эту братию при всех делах, которые происходят. Поэтому всё советское время была борьба директора и главного режиссёра, художественных руководителей не было. Директора говорили: вы нам поставьте такой спектакль, чтобы публика сама пришла. На что мы отвечали: но тогда что вы будете делать? Когда художественный руководитель одновременно и директор  - это как кофе два в одном. В человеке сразу борется два начала: хозяин и творец. Поэтому, мне кажется,  мы умеем и экономить, когда нужно, и заботиться об актерах. Потому что создать социальный пакет и беспокоиться, где живет артист, что он ест, кто у него умер, кто женился, кто заболел - это забота художественного руководителя. И при этом ставить спектакли. В театре есть торжество художественного авторитета, даже могу сказать: диктатура художественного авторитета. Поэтому художественного руководителя можно назначить, но лучше им стать. Из хороших главных режиссеров вырастали художественные руководители. И в советское время, при наличии директора, мой учитель Георгий Александрович Товстоногов был главным режиссером, но он фактически являлся первым руководителем. Да, при нём был директор, но никто даже не знал его фамилии. То же самое было при Ефремове, Любимове, Гончарове. Тогда  это не имело значения, потому что директор выступал в роли исполнителя, а не диктатора.

 - Что теперь поменяется в ваших обязанностях?   

- Ничего не изменится, контракт у меня тот же самый, что был у художественного руководителя. Только не понимаю, зачем меня переименовали. Для меня это обидно, но я вынужден был согласиться ради сохранения коллектива. У меня не было выхода. Уйти я, к сожалению, не могу, потому что в театре уже 70 процентов прямых или косвенных моих учеников, это уже фактически авторский театр. Тем более, сложилась такая ситуация, когда за менеджерами больше никого нет. Художественный руководитель – это вымирающая профессия. Талантливые люди не хотят браться за это дело, а талант - это товар штучный. Не хотят браться, не хотят нести ответственность. Сегодня очень трудно работать. Мы о большевиках говорили, что они душат творчество, эти красные директора. Но та ситуация, которая сложилась  сегодня, с экономической точки зрения, с точки зрения управления театром и с точки зрения кадров, ничуть не лучше. Потому что раньше актёрская профессия была миграционной. Можно было коллекционировать труппу за счет талантливых людей из других театров. А актёр всегда стремился искать тот театр, в котором ему будет комфортно работать. До меня, у Петра Львовича Монастырского, конечно, была своя студия, но она не пополняла труппу театра, он коллекционировал труппу из разных городов:  от Владивостока до Львова и от Кушки до Архангельска. Это был способ собрать театр как футбольную команду. Сегодня выпускники московских и питерских вузов в провинцию не едут. Даже если они сами провинциалы, даже если самарские. Они будут цепляться всеми местами за то, чтобы там остаться, даже если в результате окажутся вне театра. Сегодня очень большой процент выпускников оказывается вне театра. Они идут в официанты или работают в каких-то подвальных театрах. Сейчас же очень много новообразований: получастных, частных, муниципальных театров.  Мне восемь лет назад пришлось набрать курс в Петербурге, выучить его и привезти в театр. Я  организовал кафедру в университете Наяновой, и в этом году мы выпустили четырнадцать человек. Из них десять человек остались в театре, а четверо уехали в Тольятти. Но они всё равно остались в Самарской области. Мне кажется, это единственный способ производить смену поколений в театре, потому что без смены поколений, без новой крови, театр существовать не может. Театр принадлежит молодым, должна быть молодая труппа. Другое дело, что она подрастает, становится средним поколением, потом старшим. Это естественный рост событий и рост театра снизу вверх, а не сверху вниз. Пусть будет не обидно, но когда я пришел в театр, очень много было стариков. Причем преимущественно женского состава, женский состав был больше мужского. Было очень мало молодежи. И мне пришлось десять лет заниматься обслуживанием труппы. Это унизительно, потому что театр должен искать, экспериментировать. А сделать это возможно только с новой, молодой труппой. Все остальные должны равняться, цепляться за эту энергетику. Потому что исторически «Современник», «Таганка», все другие новообразования советского времени возникли из студий, из курсов. Любимов выпустил курс и с дипломными спектаклями основал Таганку. Ефремов выпустил курс и возник спектакль «Вечно живые» Виктора Розового, возникла программа «Современника». А  если идти ещё  дальше, то кружок Кости Станиславского изначально был любительским, как и  Вахтанговская студия, и так далее. Вот мне кажется, в чем проблема. Поэтому, и мои друзья, и коллеги, и люди в Москве мне сказали: Вячеслав Алексеевич, хочет она так ( прим. ред. Ольга Рыбакова, министр культуры Самарской области), да согласись. Иди. Какая тебе разница? Никакой разницы нет, я так же буду ставить спектакли, я так же буду вести свой курс, руководить своей кафедрой, буду выпускать студентов, пополнять труппу. Я буду так же заниматься экономикой. Когда в 1992 году Борис Николаевич Ельцин восстановил институт художественных руководителей, мы аплодировали, потому что это был естественный путь сохранения российского репертуарного театра. Менеджеру что нужно? Свободная площадка. Знаете, как они говорят? В театре очень хорошо работать, если бы только не было репетиций, артистов и режиссеров. Потому что площадку можно использовать как прокатную, и тогда ничего не надо делать. Не надо строить декорации, шить костюмы, можно просто существовать. Тем более, если еще государство тебе на это существование деньги даёт. А ты их заработай столько, чтобы хватило на жизнь артистам, чтобы они получали достойную зарплату, чтобы на сцене стояли великолепные декорации, выполненные блистательными художниками, ведь у нас работают три лучших художника России.

- Нового художественного руководителя не будет? Ваша должность меняется только формально? Ольга Рыбакова сказала, что к осени будет найден новый художественный руководитель…

- А какой смысл? Что он будет делать, этот новый художественный руководитель?  Я так понимаю, что моя должность меняется только формально. У нас есть главный режиссер Валерий Гришко. Но, к сожалению, он практически моего возраста, моложе меня всего на четыре года, мы были сокурсниками. Конечно, если бы появился сейчас в театре талантливый человек, какая разница - художественный руководитель или просто очередной режиссер, который мог бы вырасти в художественного руководителя, который мог бы взять эстафету у меня из рук. Потому что я ведь не вечен. Я бы естественно помог ему возрасти в театре, получить художественный авторитет среди актеров, среди зрителей. Но, к сожалению, пробую молодежь, пробую… Все они или плохо обучены, или не знают  театра. А не знают по той причине, что второе высшее образование сегодня платное. В своё время, когда я поступал на режиссуру, нас принимали только с первым высшим образованием. Актерское или техническое, медицинское, неважно.  У нас на курсе был  архитектор, кораблестроитель, которые стали режиссерами, артисты, как я. Но наличие высшего образования было обязательным условием.

Да, второе высшее образование платное. И человек не способен заплатить такие деньги, тем более бывший артист. Поэтому учиться приходят школьники. Но институты-то должны существовать, они получают дотацию, они должны каждый год набирать студентов. И выходят эти двадцатидвухлетние студенты, которые даже не знают, как штанкет выглядит. Поэтому они и лезут в подвалы, в маленькое пространство. Их выучили в  комнатке в институте,  вот они в этой комнатке всю жизнь и будут работать, они боятся большой сцены. Режиссура - это профессия возрастная, она приходит с опытом.  Я закончил режиссерский факультет, перед этим отработав десять лет артистом и пять лет отучившись. В тридцать три года я получил первый свой театр в качестве главного режиссера. Да, поздновато. Можно в двадцать восемь – тридцать лет, но в двадцать два - это очень рано.

 - То есть вы пока не видите достойных кандидатур на своё место?

- Сейчас у нас есть  один режиссер, который ставит спектакли. Это Коля Мишин. Он начитанный, обаятельный, ему 25 лет, его преимущество в том, что он из актёрской семьи. Закончил нашу академию по классу Красовского. Чуть-чуть молодоват, но, если бы он согласился поработать некое время в театре, я бы его поводил за руку. Я не мешал бы, не бил по рукам, чтобы он смог влюбиться в строительство театра. Сейчас все режиссеры туристы. Приехал, поставил спектакль, выручил деньги и плевать на всё. Нужно, чтобы режиссёр умел  содержать театр, чтобы он понимал, что кроме артистов в театре есть  цеха, другие люди. Нужно, чтобы новый человек выступал в качестве строителя, а не туриста.  Да, это будет другой театр, он никогда не станет похож на мой, но он и не должен на него походить. Он должен быть другим, но индивидуальностью, не амёбой. Театр - это очень сложная субстанция, как Чехов говорил, театр  - это клиника больных самолюбием. Это надо понимать, уважать, но нужно и уметь так руководить, чтобы не сломать. Сломать легко, построить трудно. В провинции всегда были великие лидеры-строители: Наум Орлов в Челябинске, Юрий Петрович Киселев в Саратове… Из нас, из уходящего поколения остались я, Михаил Рабинович в Уфе, Саша Славутский в Русском театре в Казани, Фима Звеняцкий во Владивостоке… И всё. Я не могу загнуть больше ни одного пальца. Катастрофа. Театрами руководят генеральные директоры, менеджеры, как они говорят, управленцы. Но театром управлять нельзя, театром нужно жить, надо быть одним из организмов. Художественный руководитель - это главный организм театра, как матка в пчелином улье.

Беседовала Мария Осина