Он смотрел на меня так, словно имя его Мафусаил, и лета его бесконечны, во всяком случае, в моем непрозрачном понимании вечности. Он сказал, что музыка, которую я люблю - «бренчалка», хотя понимал, что это - часть моей жизни и личной истории. С его стороны это высказывание не было вражеской вылазкой на мою территорию, не звучало банальной грубостью и не было порождением дурного слуха и воспитания. У него, кстати, был хороший вкус и убедительные признаки лингвистического аристократизма. Моя любимая музыка тоже была не «с бордюра». Мне было понятно, что происходит. «Бренчалка» явилась первородным актом присвоения власти в моменте, и у меня было два варианта: «обратив недуг в подвиг», отдать свой суверенитет воле вдруг представившегося сильным, или просто не подчиниться и уйти в безопасное место.

Найти такие пространства для бегства в наше время очень сложно.

Изобилие повседневных практик добычи полномочий с помощью словесной алхимии есть даже в чашке кофе с хорошей компанией. Нам предлагают внимать выдумкам о реальности подчинения чаще, чем можно себе представить.

Мы маркируем эти попытки влияния дурными характерами других, традициями предков и верной кухонной дипломатией. Мы относимся к ним, как к данности потому, что не хотим останавливаться на углах и перекрестках размышлений. Мы подчиняемся мнимой власти через разделение точек зрения, нас несут невыносимые для сопротивления информационные потоки, увлекая в тесное и скупое на альтернативу пространство. У нас остается мало шансов для ответа на простой вопрос о том, что происходит на самом деле. Мы едим этот псевдовластный комбикорм так, словно не знаем вкуса другой пищи. На самом деле, похоже, просто ищем способ подчиниться и тут же забыть об этом, как о любом обмане, не имеющем явных последствий.

«Низовые» акты и традиции такой власти мы видим и переживаем ежедневно. Мамочка у кассы супермаркета пытается угомонить человека лет четырех через простое и понятное: «Замолчи!» Он старается воспринять ее слово, определяя модель контроля через текст как неотъемлемую часть своей биографии. Потом, лет через двадцать, он будет точно знать, какой твердый и явный знак позволит ему присвоить власть над своим ребенком. «Замолчи» станет для него вроде символического кода, он не поймет, что инфра - текст акта принуждения (а я тут верю Ролану Барту) - слабость и стыд. Через это резкое, как будильник, слово, мы совершаем присвоение власти над голосом, историей, человеком и его актом самопризнания.

Мы читаем ленты социальных сетей, драматургия которых переполнена попытками людей утвердиться кем-то главным.

Демонстрация доминирования, выраженная в словесной агрессии, в словах «отвечай» и «я жду», в щедром поливе ближнего и дальнего во имя справедливости, в требовании унизиться - не более, чем проба на живучесть в пространстве присвоения власти. И тот, кто не отвечает на мертвое «отвечай» - не игнорирует. Он всего на всего не заявлялся на участие в олимпиаде альфа - статусов в чужой «ленте» и не хранит верность идеалам прошлого золотых медалистов. Он не идет за навязчивыми попытками права какого - то назвавшегося сильным войти в его реальность, избегает мнимого и не ломает голову, как стать обязанным деликатно и вежливо. Его там просто нет. Он не подчиняется, и в момент его выбора, почти случившаяся власть ожидающего страха и трепета, капризничая, исчезает за занавесом. Опять «спектакль отменяется, нас всех тошнит».

Прорисовывание «фейков власти» врывается в реальность текстами, жестами, театральными паузами и стремительными высказываниями. Стратегии принуждения, обесценивания и расчеловечевания - то, что мы проживаем, и будем в этом жить.

Это нельзя отменить. Можно просто в какой - то момент отказаться признавать мнимую власть, подумать о ней, как о симуляции в моменте. Опыт ведь, так или иначе, мотивирует практики. Я тогда не поверила власти того Мафусаила с хорошим музыкальным вкусом. У меня почему - то не было трепета и страха, а он не знал, что происходит. И мы остались теми добрыми друзьями, которые ходят параллельными дорогами, чтобы нечаянно не выпить кофе со сладким вкусом присвоения власти и разрушения своей личной истории, не проживать свое «Замолчи» и не услышать чужое «Отвечай».

Анна Якушева, специально для Засекин.Ру