Новалис. Навальный. Романтика российского «средневековья». Загадочная, неиссякаемая и пахучая, как лабиринты городской канализации. Пока в Самаре несуществующие избиратели и номенклатурные смерды стараются, не мигая, глядеть в  искренне крестьянские глаза саранского губернатора, Москва бредит Навальным. Беременная от Кремля Москва бредит младенцем Навальным. И удивляется, почему это грозный Годунов-Распутин ножичком мальчика этого не полоснёт, шекспировским полонием его не охолонит, к сёстрам Таракановым из группы «Кисы-богохульницы» в мордовский острог не торопится его отправить за дело лесное под Вяткой.

Понимаю всю безвкусицу сего так называемого политического сюжета. Всю эту несъедобную литературщину окружающей нас медийной реальности. Но мы находимся в искусственном пространстве, в пространстве выморочного, скалькированного гражданином Сурковым с текстов Пелевина социально-политического искусства. Только пьём и пукаем по-настоящему. Да кто-то мотает по не столь отдалённым местам настоящие «двушечки», «пятачки» и «юкосовские с правом переписки»...

Данила Багров, брат всей русской офисной интернет-молодёжи, отучившись полгода в Америке и вернувшись оттуда высоколобым славянским Ван Даммом, стал знаменем и язвой новой виртуальной русской революции. Белой лентой, чёрным планшетом, туалетной бумагой, красной дорожкой...

Опричные псы-единороссы ходят с недоумевающими мордами по цепи кругом, не понимая, почему их не спускают на этого белозубого мальчика, который дразнит папу обидным словом «жаба». Который к разинско-пугачёвскому крепостному слову «вор» присовокупил ещё более обидное одесское словечко «жулики».

Интеллигенты советского розлива, худо-бедно пристроившись на сене квазилиберальных симуляционных партий, фальцетным голосом Васисуалия настойчиво твердят, что фюрер, он же русский националист Навальный, является кремлёвским проектом. Они правы. Навальный - кремлёвский проект. И они сами - кремлёвский проект. И вы, и я, и даже неистребимый депутат Самарской губернской думы Михаил Матвеев тоже кремлёвский проект. И «Эхо Москвы» с «Новой газетой» - тоже кремлёвский проект. Мы гордо играем, говорим и существуем по правилам, которые устанавливают и на ходу меняют дворовые люди коменданта кооператива «Озеро», полковника-стерха, национального лидера-пахана, Зевса-миротворца со скрепами и чекистским крюком, на котором Россия висит над пропастью. Висит и не падает. А так бы давно уже...

«Навального придумали и пустили на выборы московского мэра, чтобы развенчать окончательно партийную систему, опростоволосить идею выборов и утвердить вождизм как единственную форму политического устройства», - гневно предупреждают «несогласные» поддавшихся обаянию автора бессмертного хита про жуликов и воров.

Дор-ро-гие, ува-жаемые, куда ж ещё больше, извините за глагол, дискредитировать наши несистемно и системно оппозиционные партии? Все эти беспомощно самодовольные союзы правых сил, милые яблоки и уютные платформы. Больше дискредитировать некуда. Все мы дискредитированы уже до абсолютного предела. До бесконечно монотонного, как белый гауссовский шум, покоя. В котором наша рефлексия равна энтропии.

Слава богу, что он не ряженый и не оскорблённый в чувствах. У него нет уголовных интонаций и шуточек, коими страдает не только верный Путин, но и его оппоненты-очкарики. Даже когда он кричит на Болотной площади - в паузах между его словами не угадывается неизлечимое наше мля.

Он, конечно, зверь в домашнем нашем питомнике. Возмездие и расплата за нашу подленькую компромиссную совестливость. Он, конечно, националист, книжный националист, как Гарибальди и Дубровский. Он - романтический антиромантик. Потому что пока белуга Проханов воет от отсутствия большой имперской идеи, ради коей и матери родной не жалко, Навальный называет Сталина самым большим палачом русского народа и поёт возвышенно мечтательным, высоким тенором о совершенно прозаических вещах. О рублях и трубах, о коррупции и ЖКХ, об откатах и кумовстве, о конкуренции и монополии, о подсчётах и расчётах, о квартирах и дачах, об уставах и законах и прочей повседневной муре.

Я ни капли не увлечён этим человеком. Я бы не хотел видеть его президентом нашей страны. Но в нашей стране нет президентов. Нет и не было. Как нет губернаторов и мэров. А вот вместо Разина, Пугачёва, Ленина и Гитлера лучше бы был Алексей Анатольевич Навальный. Офисный юрист и полноценный гендерный тип эпохи тоталитарного российского постмодернизма. Грядущий хам, как сказал бы Мережковский. Человек новой формации, давший издевательский пендаль моим ровесникам, предавшим Сахарова и не взрастившим своего Гавела.

Гнусненькие попытки считающих себя противниками «кровавого режима» отговорить москвичей голосовать за Навального были похожи и остаются похожими на охранение своих согретых, безнаказанных оппозиционных ниш и уютов. Ведь даже слесарю из Рязанской губернии, приехавшему в столицу на канализационные заработки, было понятно, что голосование за Навального означало вотум (не слесарное это слово) массового недоверия густопсовой кооперативно-номенклатурной сволочи и челяди вместе с госдумовскими депутатками, что с косами стоят в борьбе за нашу и вашу нравственность.

Мы живём в тотально семиотическом пространстве. Это осознаёт даже такой удачливый, не заподозренный в интеллекте политбизнесмен, как володин (то есть Путина) главный пропагандист Володин.

Навальный - лишь знак ещё доступного нам языка. Слово, посылающее это неколебимое, гламурно-лубочное, ботексно-виагровое, дворцово-особняковое, газово-нефтяное, скучное, примитивное и безликое, как лицо Мединского, ряженое в советско-православные попоны начальство в одно место. Именно туда. На вал.

Навальный со своей подростково-офисной командой волонтёров просто физически, просто антропологически напоминает комсомольско-чекистским пенсионерам о бренности даже такого сытого бытия и кладбищенской тишине. Живые лучше мёртвых уже тем, что они живые.

А то, что выборы в Москве, как и все наши «выборы», были чужой игрой - это бесспорно. Но в этой игре хотя бы мелькнули проблески игры, от которой поплыл акварельный грим столичного Будды-Собянина. И из треснувшей нирваны раздался детский, комический, глупый и утопический, но живой вопль: «Мы здесь власть!»... 

 

Сергей ЛЕЙБГРАД