Автор «патриотических» романов «Тюратам» и «Параллельные миры в точке их пересечения» Ирина Саморукова продолжает отчаянную погоню за самарским временем. За исчезающим и фальсифицируемым прошлым. За стремительно наступающим и не всем понятным будущим. При этом обнажающееся время с лёгкостью превосходит самые смелые фантазии и самые страшные открытия. Но писатель Саморукова не боится правды, какой бы она оглушительной ни была, и пишет новый роман «Факультет чтения и письма», посвящённый несостоявшимся филологам. «Засекин» предлагает своим бесстрашным читателям небольшой фрагмент ещё незаконченного и весьма пространного произведения.
Глава первая. ППС
8. Внеаудиторная нагрузка.
Чего-то подобного Гризельда Игоревна Барсукова, недавно принятая в штат Сектора 216, ожидала, хотя в целом её трудоустройство в период сокращений выглядело достойно. Гризельда поступила рядовым преподавателем и получила 0,5 ставки, как многие из ППС.
Да, она просила мужа, работника губернаторской охраны, слегка посодействовать, шепнуть при случае «Николаю Ивановичу». Супруг ненавязчиво, в жанре ответа на вопрос начальства – Как дома-то? – ввернул: Жена, кандидат педагогических наук, ищет работу.
Тут судьба и помогла. Руководство вспомнило, что скоро вместо старого будет создан новый университет, и ему там нужны преданные люди с безупречной репутацией.
- Грядут перемены, и высокомерным профессорам придется пройти конкурс. Далеко не все удержатся на должности, ибо, опираясь на объективные показатели, решение примут эксперты со стороны. Вот тогда и настанет конец кафедральной семейственности, когда муж профессор, сын доцент, а внук ассистент. Если чиновникам нельзя, значит, и интеллигенции не положено. Пора извести коньячно-конфетную коррупцию и влить в гуманитарные подразделения свежую кровь.
Так якобы сказал губернатор и внёс фамилию Барсуковой в специальный блокнот.
На следующий день Гризельда Игоревна Барсукова подала документы в отдел кадров.
Конкурсы на замещение вакантных должностей в старом университете были формальностью: профессура всегда переизбирала своих. На внедрённых в штат по протекции начальства смотрели косо.
Муж сказал Гризельде:
- Не обращай внимания, присмотрись, вычисли опасных. Их мы запомним. Но пока сиди мышкой. Тебе, Гризельда, главное пройти по конкурсу. Без него ты занимаешь должность временно.
Новые коллеги Гризельды Игоревны в глаза, конечно, не хамили.
У них против неё ничего не было, кроме снобизма. За плечами Гризельды двадцатилетний педстаж, 40 публикаций в межвузовских сборниках, три методических пособия.
Кое-кому не понравилось, что она кандидат пед. наук. Раиса Ивановна Семихватова заметила будто бы в сторону, что половина педагогических диссертаций являются плагиатом, треть фальсификатом, остальное - наукообразной пропагандой.
- Но бывают и нормальные, чисто методические, - спохватился Голубятников.
Бывают. Именно к этому разряду диссертаций относилась квалификационная работа Гризельды Игоревны Барсуковой. И тема была нейтральной: «Нравственное воспитание в методических трудах профессора Балухатого»
- Педагогическая степень требуется для отчётов, - понизив голос, привел довод Голубятников. - Мы с вами, коллеги, по дипломам, сплошь филологи, а контора у нас воспитательная.
- ОК. Пусть Гризельда Игоревна сделает научный доклад, в котором изложит нравственные откровения Балухатого. Я, например, о таких не слышала, - не унималась Семихватова.
Гризельда тут же выразила готовность. Она достала ежедневник с гербом губернии, где в годы ссылки читал лекции Балухатый.
- Вы не знали, Раиса Ивановна?
В правом верхнем уголке блокнота блеснула серебристая коза. Барсукова осведомилась о дате научного семинара. Она с удовольствием доложит о методе воспитания патриотизма в процессе выработки орфографического навыка слитно/ раздельно. Этот комплексный подход напрямую вытекает из наследия Балухатого.
На этих словах Раиса взвилась:
- Так я и знала. Снова эти комплексные методы.
- А чему ты удивляешься, Рая? - глядя в стол, вздохнул профессор Щуренко. – Хотела плюрализма, вот и докатились до эпистемологического неразличения. Все в кучу валим: орфографию, патриотизм, Балухатого.
- Не надо, Ваня, стигматизировать тех, кто в этом не виноват, - огрызнулась Раиса.
Семихватова со Щуренко препирались. Голубятников задумчиво смотрел в настольный календарь с портретом губернатора в венке из козьих физиономий. Тираж ограниченный. Подарочный эксклюзив.
Поступив на кафедру, Гризельда подсунула его под оргстекло на столе заседаний. Она хотела создать удобство. Новые коллеги были рассеяны или прикидывались таковыми:
- Иван Ильич, когда у нас пятница?
- Шестнадцатое это что? Четверг?
Налюбовавшись золочеными буковками календаря, профессор Голубятников принял решение:
- Потом как-нибудь. Мы надеемся, что Гризельда Игоревна вольётся в коллектив и покажет себя с лучшей стороны. Вскоре будет объявлен конкурс, вот тогда она и поделится успехами, а все, кто придёт на конкурсное заседание, послушают и вынесут вердикт.
- И как же она себя проявит? – ехидно спросил профессор Скобелев. – Свободных курсов у нас нет.
После этих слов поднялся гвалт. Преподаватели, перебивая друг друга, принялись угрожать, что, если от их курсов отрежут часы, они тут же уволятся.
Голубятников подождал, пока отбушуют эмоции, и заверил, что до конца семестра Гризельда Игоревна будет выполнять внеаудиторную нагрузку. Только и всего.
- Ну-ну, - примирительно вздохнуло несколько человек, и перешли к пункту разное.
По традиции, которая установилась на кафедре ещё с советских времен, Гризельда проставилась. Испекла пироги: с капустой и яйцом, с курагой, с верченым мясом. Провозилась всю ночь. Супруг встал пораньше, чтобы отвести выпечку в курмыши между улицами Потапова и Гастелло. Ввиду отсутствия подъездов к корпусу, он попросил у начальника охраны уазик. Автомобиль завяз в грязи, и супруг изгваздал новый костюм, однако теперь никто не упрекнёт, что его баба устроилась на работу во дворец. Она десять лет служила в уездном педколледже, и тот выглядел респектабельнее, чем эта задрипанная Академия.
- Откуда это имя – Гризельда? – учтиво спросил профессор Пушкин, ветеран войны. Он держал себя в руках и в кафедральной сваре не участвовал. Барсукова открыла рот, чтобы рассказать трогательную семейную историю.
Бела, так хотели её назвать. По-домашнему кликать Белочкой. Но папа, знаете, при регистрации перепутал. Ну, вы понимаете? Слишком бурно отмечал. В голове засело – песенки поёт, орешки грызёт – имя красивое такое, литературное. А в загсе девчонка служила, студентка-заочница, она к экзамену готовилась, вот и записала…
- Гризельда, - перебила профессор Семихватова. - Декамерон. Десятая новелла последнего дня, апология покорности.
- Не покорности, Рая, а самоотверженной любви, - не согласился профессор Щуренко, и, забыв о Гризельде, они отправились в столовую.
Никто, кроме лаборанта Ромы, к угощению не притронулся. Ветеран профессор Пушкин было потянулся за капустным пирожком, но Михаил Афанасьевич Скобелев его чуть не за руку схватил:
- Что вы, Семён Иванович, у вас же язва.
Она расстроилась, слезы катились по худым щекам и падали на грудь под скромной коричневой водолазкой. Дрожащими руками Барсукова налила в чашку остывшую воду из электрочайника и стала есть пирожки. Она не курила, не употребляла успокаивающих препаратов, что ей оставалось делать? Лаборант, уписывающий её стряпню, по счастью, прилип к монитору, на котором мелькали гоночные болиды.
Гризельде Игоревне было тяжко. За что ей устроили обструкцию? За то, что устроилась на работу без предварительного одобрения Раисы Ивановны?
Она хотела честно преподавать в университете. Только и всего. Это было оптимальным вариантом и для неё, скучавшей по живому общению с учащимися, и для служебной репутации супруга. Он объяснил Гризельде, что наступили новые времена, и всех, у кого жёны в бизнесе, возможно, переведут из губернаторской охраны. Педагоги Академии нравственного воспитания по определению не могут подозреваться в отмывании средств. Однако для их материальной поддержки существуют гранты. В этом смысле преподаватель Барсукова со связями на самом верху могла быть очень полезной для Сектора. Как не понимать?
В таком состоянии и застал Гризельду профессор Анатолий Анатольевич Пострелёнок.
Из всего ППС Постреленок считался самым перспективным. Во-первых, он подходил под возрастной оптимум. В Институте Космонавтики приняли решение: в течение пяти лет вывести средний возраст преподавателей на показатель 45-50. Профессура Сектора 216 была в целом старше. Пострелёнку на вид было где-то сорок два, следовательно, открывались перспективы роста.
Он набирал высоту, а остальные: ядовитая Раиса Ивановна, нерешительный Щуренко, Скобелев, Голубятников входили в пике. Самой Гризельде исполнилось сорок пять. Да. В грядущий средний возраст ППС она укладывалась.
Пострелёнок был известен в губернии как телеведущий-краевед и член партии Дети Засекина. Дети Засекина изучали старину и требовали восстановить её истинные традиции, как то уроки литературы в средней школе и развалюхи в центре города.
Муж объяснил Гризельде, что губернатор этой партии не опасается, его бодрит, когда оппонирует интеллигенция, хорошо для рейтинга.
Супруг намекнул: Пострелёнка не уволят и, возможно, повысят, если Голубятников не справится с задачами, которые встанут перед руководителями подразделений в период кадровых чисток.
Пострелёнок был одет в приличный костюм темно-коричневого цвета, клетчатую рубашку из фланели, вместо галстука - бабочка темно-синего бархата. Все это очень шло к его простому приветливому лицу с трёхдневной щетиной. Взгляд светился готовностью выслушать. Словом, Анатолий Анатольевич Пострелёнок выглядел как настоящий здешний интеллигент.
Остальные члены сектора одевались, на взгляд Гризельды, чересчур экстравагантно. Профессор Скобелев зачем-то носил кожаные штаны и откликался на обращение Миша Готский. Иван Ильич Щуренко читал лекции в поношенном суконном френче, который называл сюртук. Раиса Ивановна мела полы юбкой, похожей на рогожный мешок. Сёмен Иванович Пушкин кутался в дамскую шаль.
Пострелёнок не участвовал в бойкоте Гризельдиных пирогов. Согласно расписанию, он в это время вёл занятия, дорогой сердцу курс «Путь художника: основы самосохранения».
В программе он указал: целью дисциплины является профилактика алкоголизма, наркомании, промискуитета, политического экстремизма и прочих форм девиантного поведения у студентов, изучающих отдельные образцы мировой художественной культуры. И ему позволили рассказывать учащимся, как национальные гении прошлого: Высоцкий, дважды бывавший в нашем городе, Бродский, друг которого поэт Рейн выступал в Академии, кинорежиссёр Тарковский, любивший здешнюю реку Волга, а также Ерофеев – преодолевали в искусстве грехи и пороки. Разумеется, этот бред Пострелёнок сочинил для отписки. На самом деле, он рассуждал о метафорах жизненного пути и прививал студентам навыки сопоставления.
- Высоцкий и Бродский. Что меж ними общего, кроме нескольких знакомых? Ну, думайте. Чувствуете? Дух. Дух, взыскующий самого главного: гармонии с собой. Ну и то, что оба вышли из русской интеллигенции.
Он её сразу заметил, отставил в сторону портфель, подошёл:
- Что такое, милая? Кто вас обидел? – и отправился подогревать чайник.
Гризельда не стала жаловаться. Сказала: нервы, первый рабочий день, а Пострелёнок и коньяк принёс, налил рюмочку за знакомство, закусил пирожком, потом ещё штук восемь умял и обозвал коллег дураками.
- Пироги-то отменные. Вы уж их извините, Гризельда Игоревна. Мы пироги обычно в столовой берём, а от них такая изжога. Решили, наверное, в этот раз не рисковать.
Из столовой ППС никто так и не вернулся, а Гризельда с Пострелёнком попили чайку, поговорили о перспективах, которые открываются перед Академией в свете новой политики губернатора в области нравственного воспитания. Он и с нагрузкой помог, поделился своей.
- Этот вид внеаудиторных часов принято распределять только меж профессорами, но…
Пострелёнок покосился на Рому, который теперь любовался гоночными яхтами, и для конфиденциального разговора предложил пройти за шкаф. Так на кафедральном арго называлась подсобка, выгороженная в 216 -ой ещё во времена филфака. Туда сгружали труды учёных кафедры, доставляемые из университетской типографии.
Сборники серий «Поэтика реализма», «Литература в свете общечеловеческих ценностей», «Театр внутри литературы», «Серьёзность пародии», «Страх, кошмар, ужас: интермедийные исследования».
Часть площади занимали пачки коллективных монографий: «Высоцкий в здешнем крае», «ВАЗ в творчестве Аксёнова», «Толстой - 3».
На подоконнике лежали стопки памятников отменённой филологии: «Постмодернистский роман Барта», «Три этапа поэтического авангарда», «Метафизика Белинского», «Художественный опыт в системе дискурсов», «Готический миф в местном фольклоре».
И это далеко не всё.
Пострелёнок целый час рассказывал Гризельде о научных направлениях кафедры и подарил по экземпляру из четырех последних серий, надписав на титуле: Гризельде Б. В добрый путь.
Она уже сообразила, к чему тот клонит: ей предстояло распространять всю эту мудрость. Пострелёнок тут же подтвердил догадку:
- Гризельда Игоревна, милая, я тоже вырос в райцентре. Наша литература пойдёт там нарасхват, потому что сельские учителя, врачи и прочие работники бюджетной сферы заинтересованы в повышении духовно-эстетического уровня. У вашего супруга есть возможности. Вам не сложно. Эти по 30, те по 40, остальные за стольник, «Высоцкий» с «Аксёновым» по 500, поскольку с иллюстрациями.
- Хорошо, - вздохнула Гризельда.
На следующий день супруг приехал на уазике, и с лаборантом Ромой они очистили подсобку, набив салон под завязку. За печатную продукцию Барсуков внёс предоплату, разрешив мат. ответственному Роме разницу оставить себе за труды, связанные с её документальным оформлением. Труды того стоили, потому что следующие две недели лаборант только и занимался, что заносил в таблицы данные: вид публикации, авторы, количество проданных экземпляров, вырученная сумма в пересчёте на год продажи. За умственные усилия при заполнении последнего столбца Роме следовало приплатить.
В 1978 году сборник «Поэтика реализма» стоил 1 руб. 30 коп., что зафиксировано в цене на обороте. За сколько его как бы продали через 50 лет, если в описи таких книжонок 9 из 636, а денег Гризельдин муж отвалил пачку?
Как и весь состав сектора, Рома был филолог, по диплому – литературовед. Реализм стоит за правду, а лаборант вовсе не обязан разбираться в истории ценообразования.
- Рупь тридцать, так и напишем, – решил он, - а на разницу апгрейдим софт, чтобы тянул симуляторы.
О том, какую роль в судьбах губернии сыграли филологические труды, созданные во времена бывшего университета, нам ещё предстоит узнать.
Пострелёнок между тем сказал:
- Поручение с книгами – не главное. Это общественная нагрузка.
Учебная нагрузка новой коллеги заключалась в другом: курирование трудных студентов.
- Ну, вы понимаете? Есть такие, которые нарушают то, что не нами заведено. Точнее, должны быть, ибо молодёжи свойственно совершать ошибки.
На первом этапе Гризельде необходимо набрать группу таких нарушителей, четыре-пять человек.
- Как же я их найду? – встревожилась Гризельда Игоревна. – Я новый человек и никого не знаю.
Пострелёнок улыбнулся:
- С вашим стажем, коллега, и квалификацией, вы легко решите задачу. Вы в курсе распоряжения о комендантском часе для учащихся? Так вот, на первом этапе вам следует: пойти в рейд, проконтролировать и задержать. Как вы понимаете, здесь требуется виртуозная педагогическая компетенция: не унижая достоинства, не применяя насилия, корректно изъять студента из неподобающей обстановки, провести мудрую беседу. Студент должен осознать, что совершил ошибку, и только культура поможет ему вернуться на подлинно духовный путь. С этой воспитательной целью вы дадите ему расшифровать аудиозаписи моих лекций, перекодировав их в письменные тексты различных жанров. Результаты работы отразите в отчёте, который представите мне.
- Спасибо, - ответила Барсукова, хотя и это оказалось не всё.
- В секторе нервная обстановка, - понизив хорошо поставленный голос, сказал Анатолий Анатольевич. Он и шёпотом умел говорить так, что было слышно на последнем ряду. В новом коллективе все разговаривали громко, громко и свысока, как баре. Пострелёнок, казалось, был отзывчивым барином, то есть не полностью барином: сам сказал, что из райцентра.
- Вы понимаете меня, милая? О нашем соглашении коллегам лучше не знать. Вот объявят конкурс, всё и обнародуем. А с руководством я сам договорюсь.
Гризельда Игоревна Барсукова снова обратилась за помощью к супругу? Как бы не так. Стыдно стигматизировать человека служебным положением родственника.
Муж работает в охране губернатора.
Ну и что?
Можно обратиться к архивам, и выяснится, что родной дед профессора Семихватовой был судьёй во времена Сталина.
Гризельда Игоревна хотела сделать карьеру самостоятельно. К содействию мужа решила прибегнуть лишь в затруднительном случае, и то - исключительно как к частному лицу, другу, так сказать.
Таким образом, работу с нарушителями комендантского часа по разным мотивам взвалили на себя профессора Семихватова, Щуренко, Скобелев, прозванный Мишей Готским, Василий Валерьевич Шурупов. И, конечно, Пушкин Семён Иванович, доктор наук и ветеран. Зав. сектором 216 Голубятников решил спустить неприятное поручение на тормозах. А профессор Пострелёнок, как и собирался, использовал «политику» в интересах духовно-нравственной гармонии. Вместо него втайне от всех миссию отлова взялась выполнять не разборчивая в средствах карьеристка Барсукова.
Иллюстрация - репродукция работы Ирины Поцелуевой
Комментарии (0)
Оставить комментарий