«Крошка Вили-Винки
Ходит и глядит:
Кто не снял ботинки?
Кто ещё не спит?...

Спят в конюшне пони,
Начал пёс дремать,
Только мальчик Джонни
Не ложится спать!»

«Купите лук, зелёный лук, петрушку и морковку!
Купите нашу девочку, шалунью и плутовку!»
Не нужен нам зелёный лук, петрушка и морковка!
Нужна нам только девочка, шалунья и плутовка!»

Шотландские народные песенки

С детства я знала, что мальчик Джонни не ложится спать, потому что влюблён в девочку в красной клетчатой плиссированной юбке и в гольфах, которая лучше петрушки и морковки. «Клетка», в отличие от «леопарда» –  чувственная и безупречная с вкусовой точки зрения. Конечно, за исключением клетчатых штанов: ни один уважающий себя Джонни никогда не явится в общество в брюках из экосеза.

Экосез – так называлась ткань в клетку, сначала шерстяная, а с XVIII века шёлковая или бумажная. Название происходило от французского «ecossaise», что означало «шотландский», так как орнамент-клетка был характерной особенностью килта, шотландской мужской юбки. Сочетание цветов клетки говорило о принадлежности к определённому клану. В Россию увлечение экосезом пришло вместе с романтизмом, особенно распространение тканей в клетку в 1830-1850-е гг. было связано с увлечением историческими романами Вальтера Скота, где речь шла о борьбе шотландского народа за независимость. В мужской одежде клетчатые ткани использовались весьма ограниченно. Это мог быть, например, клетчатый плед, в который оказался укутанным А.С.Пушкин на «иконографическом» портрете кисти Кипренского. Но в мужском костюме клетку считали  вульгарной, и экосез, в основном, применялся в женских и детских костюмах. 

В 1830-е гг. в России в моду вошли клетчатые панталоны как всё та же реакция на романы Вальтера Скотта и романтизм. Писатель Иван Панаев приписывает распространение этой моды в России себе лично: «Однажды я приехал в департамент в вицмундире и в пёстрых клетчатых панталонах, которые только что показались в Петербурге. Я надел такие панталоны один из первых и хотел щегольнуть ими перед всем департаментом. Эффект, произведённый моими панталонами, был свыше моего ожидания. Когда я проходил мимо ряда комнат в своё отделение, чиновники штатные и нештатные бросали свои занятия, улыбаясь, толкали друг друга и показывали на меня. Этого мало. Многие столоначальники и даже начальники отделения приходили в моё отделение посмотреть на меня; некоторые из них подходили ко мне и говорили: «Позвольте полюбопытствовать, что это на Вас за панталоны?» - и дотрагивались до них. А один из столоначальников – юморист – заметил: «Да они, кажется, из той самой материи, из которой кухарки делают себе передники».  Этот эпизод из жизни Панаева вошёл в его повесть «Дочь чиновного человека» (1839 г.): «Чиновник, которого недавно определили к нам-с, без жалованья-с… Так он вчерашнего дня приехал в департамент позже одиннадцати часов и, с позволения сказать, в клетчатых брюках, в таких вот, что простые женщины на передниках носят, пресмешные-с». 

Но, несмотря на такое начало моды на клетчатые мужские панталоны, к середине XIX века они уже были достаточно широко распространены в России среди модников, хотя в интеллигентной среде по-прежнему считались крайне вульгарными. У Станиславского в «Моей жизни в искусстве» по поводу роли Тригорина в «Чайке» было замечено: «…именно дырявые башмаки и клетчатые брюки, и вовсе не красавчик! В этом-то и драма, что для молоденьких девушек важно, чтобы человек был писателем, печатал трогательные повести, – и тогда Нины Заречные, одна за другой, будут бросаться ему на шею, не замечая того, что он не значителен как человек, и не красив, и в клетчатых брюках…». Напомню, что и у Михаила Булгакова в «Белой гвардии» герою является во сне «маленького роста кошмар в брюках в крупную клетку».

После 1917 года в литературной среде моду на клетчатые брюки прозвали «двухстопным пястом», потому что поэт Пяст всю зиму, по воспоминаниям Одоевцевой, носил канотье и светлые клетчатые брюки.  В европейской мужской моде особо выразительные мужчины, любители клетки, породили даже особые названия некоторого её рисунка: «принц Уэльский», «Эдуард». Во второй половине XX века стала особенно популярной ткань виши (названная так по городу Виши во Франции, где её начали делать) – в мелкую двухцветную клетку (красно или сине-белую), которая пришла в моду из крестьянской среды.  Ткань с коричнево-белой или чёрно-белой клеткой получила название пепита (от женского имени Пепита). Было распространено и название «гленчик». Но ещё в XIX веке, да и до наших дней, самым распространённым названием клетчатой ткани является слово «шотландка».

Нет, пожалуй, ни одного сезона, когда бы «клетка» не объявлялась модным принтом. Мода на «клетку» объявлена трендсеттерами  актуальной и для этого лета. А я бы добавила: мода на индивидуальную «клетку». «Клетка», пропущенная через нашу душу и нашу чувственность, через воспоминания о детских книжках-раскладушках с шотландскими песенками, обязательно будет привлекательной. Мне, конечно, не под силу догадаться о тайных мечтах противоположного пола. Возможно, это длинноногая девушка в короткой плиссированной клетчатой юбке и похожая на Принцессу из советского мультика про бременских музыкантов. И, наверное, мужчины будут пугаться на своих избранницах бра из шотландки, рекомендуемых многими марками нижнего белья. 

Нам же, девочкам, иногда нравится просто понаряжаться для самих себя. Представить себя кем-то. Моя мама, рыжая и театральная, когда-то привезла себе из Англии великолепный наряд из красной шотландки в стиле платья королевы-девственницы, с фарзингейлом, своими размерами не только победившим испанскую моду, но и предвосхитившим поражение «Непобедимой армады». Мама в этом наряде, вооружившись системой Станиславского, сражалась с косностью отечественных методик преподавания английского языка, причём очень успешно. Я же сошью себе на лето платье из ярко-красной клетки, почти что крамуази по насыщенности. По форме оно будет напоминать венецианский костюм  XVI века: кожаный корсет, широкая отрезная юбка, объёмные рукава и огромное декольте. Такие вырезы в ту эпоху называли «бродячим декольте»: при движении оно могло съехать с одного плеча или сползти на спину. А из-под длинной юбки будут выглядывать цокколи, которые венецианские женщины, скорее всего, заимствовали у турчанок. Как писали о них историки моды: «Цоколи затрудняли и замедляли движение. Но куда торопиться в этом городе!» Куда торопиться в нашем городе, который совсем скоро будет изнемогать от жары и жаждать сиесты. Отвергнув всех местных мужчин в клетчатых панталонах, останется только сшить свою правильную шотландскую юбку и, скромно потупившись, прошептать в сторону  всего литературного дискурса, сформировавшего тебя: «Не хвалите меня, Джонни!»

Зоя Кобозева