Великий князь Сергей Романов рассказал мне, что в 1913 году, когда праздновалось трехсотлетие династии Романовых, и царь Николай был в Костроме, – Николай Михайлович – тоже великий князь, талантливый автор целого ряда солидных исторических трудов, – сказал царю, указывая на многотысячную толпу крестьян: «А ведь они совершенно такие же, какими были в XVII веке, выбирая на царство Михаила, такие же; это – плохо, как ты думаешь?» Царь промолчал. Говорят, он всегда молчал в ответ на серьезные вопросы. Это – своего рода мудрость, если не является хитростью или – не вызвано страхом. 
                                                                                                          Максим Горький. 
                                                                                                          О русском крестьянстве

В XVII веке при обращении к царю было принято всячески возвеличивать его персону, одновременно умаляя свою собственную. Все сохранившиеся документы говорят о том, что подданные действительно верили, что быть вечным государевым холопом под его крепкой рукой очень даже хорошо. А без этого, как им казалось, человек как будто и не человек вовсе. Судя по всему, русское сознание отождествляло царя и разумность. Пословица «Без царя в голове» означает, что человек ведет себя неразумно. Не иметь царя означало не иметь разума. 

Подобного рода отношения возможны тогда, когда человек идеализирует царя, инвестируя в его образ ресурсы собственной разумности. А чтобы наделить его чертами грандиозности, нужно было вложить в представления о нем еще и ресурсы собственной Самости (трансцендентная функция, удерживающая в целостности всю психику индивидуума и определяющая его цель). В этом случае образ царя наполнялся вызывающим благоговение божественным сиянием. С ним должны были связываться всякие чудеса, особенная прозорливость и всякое такое. Для того, чтобы вернуть эти инвестиции и интегрировать их в свою личность, человеку необходимо было разочароваться в царе, что по ряду причин в ХVII в. сделать было крайне затруднительно. 

Возможно, царь был психически здоров и поддерживал подобный стиль отношений не потому, что нуждался во внешнем подтверждении своего величия, как это случается с лицами, страдающими нарциссическим расстройством и не способными без этого поддерживать уважение к себе, а потому, что был хитер и понимал, что монархия может держаться только на идеализации монарха. 

• • • 

Для того чтобы поддерживать этот процесс, должен сложиться социально- культурный паттерн, вовлекающий в себя психические процессы разных уровней. Индивидуальный, семейный, профессиональный, социальный. 

Этот паттерн складывается вокруг мультифакторной коллективной гуманитарной травмы, образующейся в результате разнообразных процессов, разрушающих в обществе человечность. На личном уровне его действие сопровождается нарушением человеческого континуума и внушением человеку чувства, что он неправильный, непривлекательный и нежеланный. Это внушение осуществляется на самых ранних этапах развития и передается из поколения в поколение. 

Для психологического благополучия человека и его эффективности в отношениях с собой и другими ему нужно усвоить совсем другое отношение к себе. Базовым должно быть чувство, что в теле, в душе, в жизни все происходит правильно, то есть так, как и должно. Без этого чувства он не может определить, сколько ему нужно безопасности, сколько риска, сколько любви, сколько автономии, сколько отдыха и сколько нагрузки. Его поведение не соответствует собственным потребностям (как эгоистическим, так и альтруистическим) и не сопровождается удовольствием и счастьем. 

Чувство собственной правильности формируется в первые годы жизни, когда ребенок только учится управлять своим телом, своим состоянием. Он не сможет построить с собой правильных отношений, если родители будут проявлять о нем заботу, когда их об этом не просят, или отказывать в ней, когда ребенок так или иначе (в т. ч. плачем) заявляет, что в ней нуждается. 

Если его спонтанная и творческая активность не получает со стороны родителей поддержки, если его поторапливают, или, не дожидаясь, когда он сам справится с какой-нибудь задачей (гигиена, одеваться, взять то, что нужно), решают ее за него, или, наоборот, притормаживают, то в дальнейшем ему сложно жить в согласии с собственной природой. 

В некоторых семейных или национальных культурах из поколения в поколение передается чувство, что доверять собственной природе нельзя. Что в ней есть что-то нехорошее, неправильное. Как будто бы следование собственной природе предполагает эгоизм, наглость и пренебрежение потребностями и интересами других. Эти культуры игнорируют миллионы лет эволюции, которые привели к появлению человека, способного выживать только в кооперации с другими. 

Все выглядит так, как будто эти культуры возникают в процессе огосударствления народов и, прежде всего, обслуживают интересы самого государства, представленного на ранних этапах монархиями. Есть основания полагать, что изначально человеку был свойственен поддерживающий стиль отношения к детям. Примером этого являются многие индейские племена. Екуана, вива, коги, аруаку. 

Известный исследователь истории детства Ллойд Демос утверждает, что в обозримом через письменные источники мире, то есть в государствах до IV века, дети массово уничтожались, с IV по XIII век была распространена практика передачи детей третьим лицам, к ХVI–ХVII векам сложился так называемый амбивалентный воспитательный стиль. Это когда ребенок еще не признается отдельной духовной личностью и полноправным членом семьи, ему отказывают в самостоятельности и индивидуальности, а в воспитании преобладает «лепка» характера. При сопротивлении не поддающийся такой «лепке» подвергается избиениям. 

В «Домострое» описывается сложившийся к XVI веку тип отношения к детям в семье: «наказывай сына», «бей его», «не улыбайся ему» – и «упокоят они тебя в твоей старости». Разумеется, унижения, через которые проходил ребенок, повреждали его нарциссически и вселяли в него чувство собственной непривлекательности, неправильности, нежеланности, спастись от которого он мог только сверхкомпенсаторными усилиями, ведущими к психическому расстройству. 

В стремлении восстановить нарушенный нарциссический баланс человек пытается создать иллюзию собственного величия. Поскольку эта иллюзия достаточно легко разбивается о реальность, оказывается проще утешить себя через переживание сопричастности к некоему идеализированному субъекту. Неплохо, получается, создавать величественные иллюзии вокруг персон, которые недосягаемы, но, тем не менее, их легко присвоить (мой царь, мой господин, мой шеф, мой президент, мой батюшка) и переживать сопричастность к ним. Но еще проще идеализировать группу, к которой принадлежишь. Проще, потому что в группе, как правило, находится много нарциссически поврежденных, униженных с детства людей, которые с радостью разделят и поддержат эту иллюзию. Что приятно, так это то, что в этом случае для подтверждения собственного величия лично ни с кем в этой группе сталкиваться не надо. Все поддерживают друг друга и берегут эту иллюзию коллективного величия как святыню. Часто ради нее готовы идти на смерть. Иногда лучше умереть, чем разрушить эту иллюзию, потерять уважение к себе и столкнуться с ощущением собственной недочеловечности.

• • • 

Из группового нарциссизма рождается особая форма патриотизма, которую можно отнести к злокачественному типу. Кажется, что групповой нарциссизм должен как-то способствовать сплоченности группы. Что якобы он цементирует ее изнутри и настраивает вовлеченных в нее людей на служение и на то, что «мы вместе». И почему бы людям не сообщить чувство гордости за принадлежность к группе? Наверное, у них от этого появляется настроение приносить ей пользу. Оказалось, что это не так. Настроение как будто бы и возникает, но на деле пользы никакой нет. И даже наоборот, вред один только. 

Польские исследователи Александра Числак и Александра Чихоцка показали, что люди с высоким уровнем коллективного нарциссизма в компаниях в большей мере склонны к действиям, вредящим группе. Во-первых, они чаще вступают в соперничество с другими ее членами и готовы пожертвовать общей прибылью, чтобы оказаться самыми лучшими. Во-вторых, они разрушают связи внутри группы. Люди, испытывающие нарциссическую привязанность к собственной компании или организации, чаще склонны инструментально относиться к коллегам, прибегать к непорядочным (например, подделывать чеки) или контрпродуктивным (затягивание работы) действиям ради собственной выгоды во вред системе в целом. 

Коллективный нарциссизм разрушает то, что называют командной игрой. В этом случае из числа приоритетов исчезает не только благо отдельных членов группы, но и сами групповые цели. Люди, нарциссически привязанные к своей общности, используют ее, скорее, для собственных целей, чем на самом деле заботятся о ее благе. 

«Нарциссическая привязанность проистекает из возможности удовлетворить собственные потребности при помощи группы, поэтому неудивительно, что подверженные ей люди могут предпринимать разрушительные для коллектива действия. Из этого следует практический вывод: сотрудники, которых в первую очередь привлек положительный имидж компании, не станут ее идеальными членами. Их цель – это, скорее, подпитка собственного эго, собственного положительного имиджа, а не соответствие ценностям или нормам фирмы. В результате, как показывают наши исследования, нарциссизм в организациях оказывается для них разрушительным. Следовательно, не следует ни выстраивать там нарциссическую культуру, ни делать из престижа фирмы магнит для притяжения новых сотрудников». 

Исследования, проведенные на британском материале, показывают, что британцев коллективный нарциссизм склонил голосовать за выход Великобритании из Евросоюза. 

Когда уровень жизни в стране снижается, правительству выгодно раздувать национальный нарциссизм. Тогда люди, которые вне отождествления с идеализированными представлениями о своем народе сталкиваются с переживанием собственной недочеловечности, готовы не только затягивать пояса, но и умирать за свои иллюзии. В национальном нарциссизме они получают подпитку для своего уязвленного эго и как будто бы преодолевают ощущение собственной какашечности. Они готовы все отдать, лишь бы избежать этого сокрушительного ощущения. 

Однако своими реальными действиями они только мешают преодолению кризиса. Судить их за это нельзя. От этого им еще гаже становится, и они упорнее практикуют коллективное самовозвеличивание. Собственно, то чувство, которое они пытаются преодолеть через переживание своей принадлежности к великому народу, и было им сообщено отвергающими и осуждающими матерями. 

Мне говорили, что опытные командиры, принимавшие участие в боевых действиях, сразу видят, кто из новобранцев погибнет в бою. Это видно по всему: по умению держаться, по глазам, по манере говорить. От гибели солдата пользы никакой нет. Он же, типа, боевая единица и должен быть не только живым, но и дееспособным. Это ему потом на могилу цветы кладут и салюты стреляют. Утешительный приз или что-то вроде этого. А так – бестолковое дело. Чаще всего их гибель бессмысленна и крайне нежелательна. 

Как будто бы удалось выяснить, что же делает солдат потенциальными смертниками. Их всех объединяет отношение к ним матерей в детстве. Матери не смогли сообщить своим детям ощущение, что быть хорошо и что быть именно ими хорошо. Они были отвергающими и обвиняющими. 

В результате в душе у этих ребятишек поселилось чувство собственной недочеловечности. Чтобы его преодолеть, они должны как-то вернуть себе самоуважение. Чаще всего единственным способом избавления от гадкого этого чувства является отождествление с группой (этнической, профессиональной, криминальной, партийной...), которая практикует коллективное самовозвеличивание. 

• • • 

Если я правильно понял, то патриотов нужно воспитывать так. В детстве их нужно отвергать и критиковать. Нужно сделать их беспомощными. Беспомощность лучше всего воспитывать непоследовательностью действий. В более старшем возрасте возникает опасность вовлечения ребенка в криминальную группу, которая поддерживает статус, позволяющий переживать превосходство. Чтобы этого не произошло, нужно каленым железом вытравить из ребенка склонность к совершению противоправных действий. Тогда у него останется единственный способ преодоления собственной какашечности – через переживание причастности к великому народу. 

Ллойд Демос утверждает, что к середине XX века в развитых странах начал складываться поддерживающий, помогающий стиль воспитания. И что же? Конец патриотизму? Совсем нет.

Естественная любовь к Родине поддерживается и обеспечивается работой инстинктов, и ее воспитание не требует никаких усилий со стороны общества. Инстинкт предписывает любовь к миру ощущений, образов, запахов, связанных с территорией, которая в психике запечатлена как Родина. Этот процесс носит характер импринтинга и поддерживается соответствующей нейрохимией. Став взрослым, человек будет обязательно стремиться в места, образ которых импринтирован в его мозгу как образ Родины. Запечатление образа Родины в психике происходит в возрасте от 2 до 12 лет. Любовь к Родине – это естественный процесс, не требующий специальной стимуляции. 

Естественный, доброкачественный патриотизм поддерживается не только работой инстинктов, но и самой логикой развития личности, требующей от человека определенного нравственного усилия. В определенный момент он сам чувствует необходимость его совершить. Это происходит, когда он обнаруживает контекст, в котором существует. Он начинает ощущать себя как часть целого и испытывает потребность в преодолении собственного эгоцентризма, в том числе и потому, что это является условием освобождения от вызванного им мучительного страха и других сложностей, на которые с легкостью ему указывают окружающие люди. Но в этом случае патриотизм никак не противоречит космополитизму. Этноцентризм является всего лишь ступенькой при переходе от эгоцентризма к мироцентризму. 

Примечательно, что великий русский философ В. Соловьев рассматривал понятия «нация» (народность), «патриотизм», «космополитизм» в одной связке. Он считал непозволительным их абсолютизировать и вырывать из определенного контекста. Н. Бердяев подчеркивал, что нельзя быть врагом человечества во имя национальности и в качестве националиста. Такое обращение национальности против человечества есть обеднение национальности и ее гибель. 

Л. Н. Толстой писал: «Мне несколько раз уже приходилось писать о патриотизме, о полной несовместимости его с учением не только Христа, в его идеальном смысле, но и с самыми низшими требованиями нравственности христианского общества, и всякий раз на мои доводы мне отвечали или молчанием, или высокомерным указанием на то, что высказываемые мною мысли суть утопические выражения мистицизма, анархизма и космополитизма. Часто мысли мои повторялись в сжатой форме, и вместо возражений против них прибавлялось только то, что это не что иное, как космополитизм, как будто, это слово «космополитизм» бесповоротно опровергало все мои доводы». 

Злокачественный же патриотизм, основанный на групповом нарциссизме, не переносит космополитизм. Достаточно вспомнить борьбу с «безродным космополитизмом» в СССР в 1948–1953 годах. Мироцентризм угрожает разрушением иллюзии группового величия. Этого никак нельзя допустить, иначе групповые нарциссы вынуждены будут столкнуться со своей судьбой и с непереносимым ощущением недочеловечности. 

• • • 

Злокачественный патриотизм – это тупик в развитии личности и в развитии общества. Казалось бы, изменив отношение к детству и сделав процесс воспитания менее травматичным, общество может нащупать выход из этого тупика. На дворе XXI век, и, вроде бы, разрушающий ребенка амбивалентный педагогический стиль уже в прошлом. Но, к сожалению, это не так.

Избиение детей в России продолжается. По некоторым данным, домашнее насилие встречается в каждой четвертой российской семье. «Домострой» переиздается огромными тиражами. Многие батюшки его проповедуют, в результате он набирает популярность. При этом около 40 % всех тяжких преступлений в России совершаются в семье. 93 % жертв таких преступлений – женщины, 7 % – мужчины. 36 000 женщин ежедневно терпят побои от своих мужей. Ежегодно 14 000 женщин и 2 000 детей погибают от рук мужей или близких людей. Еще 2 000 детей, спасаясь от жестокого обращения со стороны родителей, кончают жизнь самоубийством. Количество жертв домашнего насилия в нашей стране сопоставимо с количеством потерь на вполне «горячей» войне. 

То есть «они совершенно такие же, какими были в XVII веке». По-прежнему мечтают о крепком хозяине и твердой руке. Как раньше, их семьи несчастны, потому что стиль отношений между мужчинами и женщинами в обществе с идеалом авторитарной власти основан на стремлении к господству и эксплуатации. Основной вопрос в их семейных отношениях – кто над кем господствует. И по-прежнему их легко развести на патриотизм и направить куда-нибудь умирать. 

Хорошо ли это? 

Молчит царь. Расстрелян вместе с семьей в 1918 году. Через пять лет после того разговора.

Автор: Вадим Рябиков, психолог, путешественник, музыкант. Директор Института Развития Личности «Синхронисити 8».
Опубликовано в газете «Культура. Свежая газета» №6 (135) апрель 2018».