В Самаре и Тольятти прошла первая квартирная триеннале. Под лозунгом «Частная жизнь искусства» её проведение инициировала частная галерея «Виктория».

Экспансия современного искусства, во многом благодаря куратору галереи Сергею Баландину, распространилась на еще не известные и мало кем посещаемые новые локации. Их было 19. Триеннале в буквальном смысле раскинулось на весь город. Крайние точки: начало улицы Молодогвардейской с запада и последние дома улицы Путейской на востоке. Выставки проходили в квартирах, офисах, гаражах, частных домах, подвалах, мастерских.

Само искусство было представлено живописью, объектами, перформансами, фотографией, интернет-мемами, панк-концертом, поэзией и даже феминистским спектаклем. Задачей триеннале было показать не столько само искусство, сколько место, где это искусство создается и представляется. Порой локации публику интересовали чуть больше, чем сами работы. Конкурса организаторы не устраивали, поэтому показателем успеха той или иной выставки становилось количество посетителей. «Придут или не придут?» – этим вопросом задавался каждый участник триеннале. Редкий посетитель смог обойти все площадки, но несмотря на то, что многие выставки открывались днем в будни, нехватки публики не наблюдалось. Триеннале состоялось.

Другой вопрос – как говорить о квартирной триеннале? Какую критическую позицию можно занять по отношению к этому новому и важному для развития искусства в городе событию, чтобы не выглядеть снобом? Как вообще осмыслять низовое квартирное искусство в ситуации послеискусства? Симптомом каких социальных процессов являются такие активности?

Для триеннале не было задано общей темы. Наличие темы, возможно, более выпукло показало бы общий месседж. Первая триеннале решала коммуникативные задачи, задачи формирования сообщества под ненавязчивым присмотром большой институции. Мы уже знаем, что каждый может быть художником. Теперь мы знаем, что каждый может сделать у себя в квартире или мастерской выставку, чем легитимировать себя как культурного производителя.

На триеннале ощущалось, что участники хотят быть причастны к чему-то большему, чем к так называемому арту. Большая часть проектов смотрелась как вполне серьезные высказывания («Отверстия, через которые мы приходим» С. Баландина, «Выживут только любовники» А. Синевой, «Состояния» А. Леденевой). В роли куратора даже выступил один известный самарский сайт и подготовил совместно с галереей «Дневник» первую выставку волжского мема. Жутковатые постчеловеческие скульптуры уличного художника Клауса в подвале частного музея VeAnSo Веры Закржевской вполне органично смотрелись бы на какой-нибудь выставке в галерее «Виктория». На улице Путейской на выставке художника Мака посетителю нужно было внимательно всматриваться в наполняющие гараж предметы, чтобы обнаружить там различные репрезентации лунного круга.

С начала этого года художественная жизнь в Самаре неожиданно интенсифицировалась. Откуда такая разнообразная активность? – А чем еще заниматься? Хочется публичности, и формой этой публичности становится выставка – показ визуальных объектов в приватном пространстве. Это приватное пространство становится публичным тогда, когда в нем показывается искусство. Иногда это называют социальной функцией искусства. Для Европы это уже устоявшаяся вещь. Нон-профитные (некоммерческие) галереи становятся клубами, местами для встреч и тусовок.

Именно квартирная триеннале перекодирует пространство города, современное искусство меняет его карту. Жители центра едут на Безымянку, чтобы встретиться там с современным искусством. Для кого-то это воплощенная утопия. Есть в этом движении что-то закономерное. Перед нами новая волна живого творчества масс, которое способно являть себя без властных директив, сложных теоретических построений, культурных иерархий и больших финансовых вливаний. Искусством хотят заниматься, потому что миф о его преображающей силе все еще живет. Но само оно безвозвратно изменилось, потеряло автономию и выступает фоном более общих социальных процессов.

Илья Саморуков 

Опубликовано в «Свежей газете. Культуре», № 12 (120), 2017