Звезда музыкально-художественного андеграунда Герман Виноградов и эстонская художница Сибилла Нееве в разные годы уже принимали участие в Ширяевской биеннале, а на этот раз приехали в Самару в рамках фестиваля «Улица как музей – музей как улица», организованного ГЦСИ. Зрителей на вечере перформансов было немного – в основном, завсегдатаи ширяевских номадических шоу.

Дуэт Нееве и Виноградова казался символической встречей мужского и женского: Сибилла была в белом, с «хаером» на голове, Герман – тоже в белом, но лысый и с бородой, она по-женски воплощает земные страсти, а он исполняет «высоко-духовную музыку». Для обоих искусство – это образ жизни, они как актеры, которые никак не могут выйти из роли и продолжают играть даже за пределами сцены. В современном искусстве таких художников немного: современные художники – это дельцы, всегда облаченные в костюмы для деловых переговоров, а эти двое, напротив, наивные и хипповатые чудаки.

Первой выступила Сибилла. Пышнобедрая, она залезла в платье из белых надувных шариков (здесь её излюбленные мотивы «свадебного платья» и детской мечтательности), написала на нескольких шарах по-русски «слово» и поставила на голову плиту изо льда. Плита таяла, и зал слушал капли, бьющие по шарам. Перформанс назывался «Тихий шепот», и это была его тихая часть. Потом началась громкая: художница с льдиной на голове надувала черный воздушный шар, пока он не лопнул, а затем, отложив на время лед, начала кружиться и падать, давя шары. Когда платье из воздушных шариков расползлось на ней, Сибилла с грохотом разбила от пол льдину и ушла. Так, под жидкие аплодисменты, закончился первый перформанс. Смущало то, что он состоял из нескольких отдельных действий, связь между которыми слабо угадывалась. Может быть, у «Тихого шепота» была своя внутренняя логика, к примеру, звуковая: из-за невозможности терпеть шепот превращается в крик (шары лопаются, льдина тает). Но такие сложные сюжеты больше идут театральным представлениям, чем перформансу, да и интерпретация эта, представляется слишком буквальной.

Виноградов показал себя гораздо лучше, чем эстонская перформансистка. Его музыкально-костюмированное действо делилось на две части: «высоко-духовную» и «менее духовную». В первой части художник, взявший себе амплуа шамана, играл на гитаре и издавал различные гортанные, свистящие и прочие звуки, напоминавшие звуки животных. Тут был и рык, и рев, и замогильный зов, и стон раненного зверя, и верещание, и хрипение. При этом на гитаре играл, как бог. Он и одет был, как бог: в белом балахоне и парике длинных белых кудрей, босой, с пушистой бородой, с цветными очками на лбу, напоминавшими мифические рога Моисея. Он был пророком, сказителем, демиургом, а верещание его и игра на гитаре, усиленные стократ с помощью специально настроенных микрофонов и всяких звукоискажающих устройств, напоминали то индийские мантры, то африканские ритуальные песни, то вообще черт знает что. Ощущение присутствия на службе у пастафарианцев не отпускало.

 Во второй части, для которой Виноградов сменил акустическую гитару на электрическую, он пел песни Боба Дилана, «Звуков Му» (с музыкантами которой он поет в группе «Гроздья Виноградовы») и песенки и побасенки собственного сочинения: например, про папу, которого он пришил к шапке, да тот так там и зашился, про ацидофилин (под страшным называнием кроется квашенное молоко), про черепашьи потроха. Детско-первобытные мотивы звучали почти в каждой песне, и это волновало, пугало, настораживало, иногда смешило. Герман Виноградов продемонстрировал широкий спектр своих музыкальных умений: играл рок, кантри, романсы и бардовские песни. Зрители стали расходиться, не дожидаясь финала: к концу его выступления в зале осталось человек двадцать, причем десять из них были студентами, пришедшими с преподавателем на искусство посмотреть. Реакция зрителей, в общем, понятна: они пришли на перформансы, а им дали музыкальный концерт. Но Виноградов всё равно был прекрасен. И еще, знаете: он виртуозно кричит. Поначалу внезапный переход с шепота на крик режет слух, а потом понимаешь всю его гармоничность и уместность.

С концептуальной точки зрения, надо сказать, программа перформансов была безукоризненна: зрители весь вечер слушали шепоты и крики. В финале вечера оставшимся предложили сделать двадцатиметровый транспарант, прикрепив к красному полотнищу белую пластиковую посуду. После чего с этим транспарантом (а по сути, скатертью) самые стойкие отправились к Фабрике-кухне – будущему зданию ГЦСИ.

Сергей Баландин