Национальность ли художницы сыграла роль или интригующее название выставки, но на открытии было столпотворение. Думаю, и национальность, и название, и, главное, жанр, звездой которого была объявлена Фумаи – перформанс. Этот жанр в России имеет полууголовный характер, так что всем было интересно посмотреть на перформанс “элитный”, итальянский, да еще и феминистский. И потому главным разочарованием было то, что художница никакого представления не дала, а только провела экскурсию по выставке, принципиально не пользуясь микрофоном, тоже, видимо, из феминистских соображений.

Мне повезло, и я видел выступление Кьяры Фумаи в Москве, где ее, так же как и в Самаре, представлял куратор Андрей Паршиков. Она делает перформансы при очень небольшом скоплении народа; когда публики много, эффект от её игры исчезает: вы обязательно должны находиться непосредственно вблизи нее, чтобы видеть ее мимику и жесты, различать тембр ее голоса. Вероятно, по этой причине перформанс в «Виктории» и не состоялся. Тогда, в Москве, она проводила воображаемую экскурсию по парку скульптур у ЦДХ – воображаемую, потому что шел дождь и мы на самом деле не гуляли по парку ЦДХ, а сидели в помещении. Фумаи рассказывала о памятниках и советских скульпторах, неожиданно рассказ увлеченного гида прерывался и художница, исказив лицо, начинала читать текст Ульрики Майнхоф, немецкой террористки из RAF. Хотя английский я понимал фифти-фифти, было понятно, что она угрожает. Затем снова начинался текст экскурсии, и мы снова слушали рассказ о Вучетиче, памятнике Дзержинскому с Лубянской площади и т.п., а потом – снова текст Ульрики Майнхоф.

Собственно феминисткой, то есть человеком, отстаивающим права женщин, целенаправленно и от своего имени заявляющим о гендерном неравенстве, художницу назвать нельзя, как и вообще любого человека, занимающегося больше искусством, чем политикой. Фумаи в своей перформативной практике занимается полуигровым спиритизмом, в ходе которого в нее “вселяются” духи различных женщин (что не удивительно), и она произносит уже от их – а не от своего – имени различные манифесты. Причем постмодернистскую идею “смерти автора” художница усложняет с поистине итальянской барочностью: она принимает образ персонажа, который произносит текст другого персонажа.

В галерее выставлена серия фотографий, обобщающих все ее роли: от Гарри Гудини до экстрасенса Эвсапии Палладино, всего шесть образов, и все эти персонажи, жившие сотню лет назад и ранее, в ее исполнении читают “Манифест ОПУМ (Общества Полного Уничтожения Мужчин)” радикальной феминистки Валери Соланас, написанный уже в 1960-е. Вспоминается советский анекдот, в котором проект памятника Сталину, читающему Пушкина, получил резолюцию: “верно исторически, но неверно политически”, а Пушкину, читающему Сталина: “верно политически, но неверно исторически”. Кьяра Фумаи - художница, которая создает образы “верные политически”. Это первое, что важно.

Второе: ее выставка в “Виктории” сродни Музею мадам Тюссо (опять женщина), где зрителю в одной витрине предлагается набор исторических персонажей, а почему и зачем эти персонажи оказались вместе и что их объединяет, предстоит догадаться зрителю. Впрочем, даже и догадываться не нужно, все очень понятно.

Так, например, Залумма Агра - женщина, нанятая изображать спасенную из гарема черкешенку, и бородатая женщина Энни Джонс Элиот, выступали в одном цирке. В видео Фумаи “Заткнись, значит, говори” Залумма Агра, персонаж конца XIX века, произносит в зеркало текст итальянской феминистки середины ХХ века, Карлы Лонци “Женская революция”. Произносит зло, и тому есть причины: псевдочеркешенка, с пивным начесом на голове, на которую смотрели за деньги, потому что она воплощала освобожденную женщину Востока, в реальности была воплощением женской эксплуатации – в ходу были эротические открытки с Залумой Агрой, где она демонстрировала, чему научилась в гареме.

Понятие свободы у мужчин растяжимое, это Кьяра показывает на примере Гарри Гудини, который в ее текстах, предлагает связать добровольца, а добровольцем оказывается, ни больше, ни меньше, известная немецкая коммунистка Роза Люксембург. Соединения различных времен и дискурсов – главный ход художницы, которая создает в своих работах гремучую смесь из марксизма, феминизма и спиритизма.

Текст, на фоне которого сидят ее персонажи: “A male artist is a contradiction in terms” можно перевести как “Мужчина-художник – это противоречие в терминах”. И, действительно, главное свойство женщины – трансгрессия, нарушение границ и барьеров, которые и существуют-то только, может быть, в мире мужчин. Об этом пишет и Бодрийяр в философском трактате “Соблазн”, и дамская поэтесса Наталья Очкур в своем знаменитом: “Я – женщина, и, значит, я актриса”. И понятие медиума (посредника) становится метафорой художника в перформансах Фумаи. Ее героини – экстрасенс Палладино или греческая наркоманка – это персонажи, способные отправляться в другие миры, быть проводником этих миров в наш мужской и суховатый мир науки и техники. Всех своих героев Фумаи делает призраками, и сама выступает как спиритуалист – по её мнению, это и есть задача художника, выполнить которую мужчина (фаллологоцентричный мужчина) не способен.

Ее задача – дать говорить другим. Пусть они говорят через неё – сама она, по-женски, будет молчать, но пусть заговорят бородатые женщины, пусть заговорят наркоманки и экстрасенсы, пусть заговорят те, о ком говорили раньше, но самим им голоса не давали. Медиум всех угнетенных – Кьяра Фумаи. И дело даже не в речах, которые произносит художница, а в самой способности передавать речь. Именно эту медиумическую суть художника (“artist”) и исследует Фумаи, а не женскую эмансипацию.

Однако вот сама выставка в «Виктории» оказалась неярким зрелищем: в зале очень мало пояснений, тексты и переводы больше интригуют, чем разъясняют что-либо, и без комментариев сотрудников галереи мало что понятно. Трудно сделать вывод и о медиумических способностях Кьяры Фумаи: представлено всего два видео, и в обоих она выступает довольно скромно.

Сергей Баландин