Лозунг 68-го года «Запрещено запрещать» всегда мне казался такой немножко абсурдной провокацией, а вот теперь перестал. Очень серьезный и правильный лозунг. Нам всё время хотят что-то запретить. Это стало настолько для нас привычным, что даже недавний закон о митингах, хоть и вызвал негодование, никого, в общем, не удивил. Но если с политическими запретами любому нормальному человеку всё более или менее ясно, то есть еще запреты другого рода, которые не вызывают столь однозначной реакции и которые стали бурно расти, начиная с либерального, как почему-то иногда принято думать, президентства Медведева. Борьба с курением, ограничения на продажу алкоголя (поговаривают даже о новом – ага, еще одном – «сухом законе»), законы о запрете пропаганды гомосексуализма (а в Москве договорились даже до необходимости запрета пропаганды секса вообще), ограничение абортов, которое обсуждалось прошлым летом, а вот недавно запретили продавать без рецепта кодеиносодержащие препараты. Справедливости ради, не все из этих замыслов были реализованы, какие-то не были, но шума от них всё равно исходит неизменно много, создавая навязчивое жужжание запретительного дискурса в ушах: скоро что-то еще будет нельзя.

Понятно, что все эти запреты в области нравственности (а это запреты именно в области нравственности) – своеобразное продолжение политического закручивания гаек. К таким запретам имеют слабость прибегать реакционные режимы, а в странах с нормальными режимами их обычно инициируют правые партии. Выстраивая с населением патерналистские отношения, такая власть превращает население в неразумного ребенка, который всегда готов окунуться в пучину аморальности, и лишь угроза отцовского ремня способна его удержать. Интересно другое. Авторитаризм у нас существует, в общем, давно, а вот «нравственные» запреты активизировались относительно недавно. Почему так?

Если посмотреть на эти запреты непредвзято и даже, может, по-житейски, то они покажутся избыточными и, в общем, не нужными. И до повальной борьбы с курением курить можно было далеко не везде, а запретить курить в собственном подъезде или, как планировалось, даже в квартире просто невозможно. Если высоконравственные законодатели почему-либо считают недопустимым, чтобы геи, объединившись с педофилами и «трансгендерами», маршировали в диковинных одеждах по улицам городов и призывали окружающих к разврату, так они этого и не делают (возможность гей-парада так и остается просто ночным кошмаром консерваторов и, скорее, инструментов троллинга со стороны активистов ЛГБТ) ["Международное движение ЛГБТ" признано экстремистским в России и запрещено. Хотя юридически единого движения ЛГБТ не существует, фактически под статьи об экстремизме могут подпадать любые организации и физические лица соответствующего профиля]. А запрет на продажу кодеиносодержащих лекарств без рецепта вряд ли уменьшит – раз уж ставится такая цель – количество торчков (героин и кислоту же в аптеках тоже не продают), зато создаст дополнительные трудности людям, нуждающимся в этих лекарствах именно как в лекарствах. Раз эти запреты малорезультативны или даже вовсе абсурдны, главный их смысл, думается, не в предполагаемом результате, а в самом, извиняюсь, запретительном дискурсе.

Дело в том, что за последние годы картина мира простого нормального человека всё больше расходилась с той картиной мира, что нам навязывает власть. Представления о том, как в мире всё устроено и что такое хорошо и что такое плохо, транслируемые властью, катастрофически не соответствуют нашим потребностям и, не побоюсь сказать, объективной действительности. Пропасть тут огромная, и сейчас официальную картину мира не принимает не только узкий круг критически настроенных умников, а добрая половина населения. И вот теперь, именно в последние годы, получилось так – и об этом много писали и шутили – что есть как бы две параллельные вселенные: в одной Алла Пугачева до сих пор самая главная звезда, в программе «Время» говорят правду, мужчина с длинными волосами – непременно гей (и это непременно плохо), а в другой – живем мы. В нашей вселенной Алла Пугачева – просто популярная в прошлом певица, мужчина с длинными волосами – просто мужчина с длинными волосами, и считается аксиоматичным, что каждый сам вправе выбирать, быть ли геем, курить ли и делать ли аборт. В нашей вселенной вообще дышится ощутимо свободнее, чем в той, официально предлагаемой. Конечно, экономическое и политическое давление остается, свобода эта сугубо внутренняя, но поскольку она внутренняя, её трудно подавить политическими запретами (не запретишь же человеку не смотреть телевизор).

А подавить надо, потому что, когда власть существует в одном ментальном мире, а половина населения в другом, это ментальное взаимонепонимание катализирует взаимонепонимание политическое и может вылиться, например, в многотысячные митинги протеста. Думается, «нравственные» запреты направлены именно на компенсацию этой нехватки подавления: уровень репрессии не должен ослабевать и если не хватает политических запретов, подключим иные. Поскольку рационального смысла в этих запретах немного, складывается ощущение, что настоящая и подспудная их цель – создавать прибавочную репрессию, чтобы, как говорили в старину, жизнь малиной не казалась, чтобы люди ощущали какую-то дополнительную – помимо экономической и политической – несвободу. И тут не важно, касаются ли эти запреты именно тебя, то есть куришь ли ты или, может, гей или, может, принимаешь кодеиносодержащие обезболивающие. И не очень важно, был ли принят запрет или дело ограничилось громкой дискуссией. И даже, по сути, не важно, что именно запрещается. По-настоящему тут важен сам настойчивый дискурс запрета, позывные сигналы несвободы («нельзя-нельзя-нельзя…»), которые не должны смолкать, чтобы поддерживать необходимый градус давления. И чтобы ты не слишком свободно себя чувствовал, «а то распустились все».