Если этот человек, сидящий сейчас напротив меня в редакции портала Засекин.Ру, является исключением из правил, то правила, по которым мы живём, отвратительны. Да и мы сами не заслуживаем ни оправдания, ни жалости. Его били, судили, штрафовали. Вот и два дня назад начальник ГУ МВД по Самарской области Юрий Стерликов добился в суде Октябрьского района, чтобы редактора правозащитного агентства "Свобода" Александра Лашманкина оштрафовали на 15 000 рублей...

I. ВРЕМЯ ОДИНОКИХ МАЛЬЧИКОВ, КИДАЮЩИХ КАМНИ

- Несмотря на то, что у нас актуальный и болезненный информационный повод, я бы хотел начать наш разговор с характеристики образа человека по имени Александр Лашманкин. В данном случае господин Стерликов, который подал на вас в суд, символизирует собой государство. А что воплощает Александр Лашманкин?

- Вы, наверное, как-то хотите, чтобы я философски рассмотрел эту проблему, социально-философски, да? Но я вижу эту проблему всё-таки в юридическом поле, в поле социологическом, в поле журналистском. Мне важен именно этот аспект. Но я готов и к вашему направлению беседы.

- Так кто такой Лашманкин? Отчаянный герой-одиночка, самарский правозащитный Че Гевара? Экзистенциальный художник? Политик?

- Ну, представьте себе, что идёт волна, не такая, как в Крымске, а такая, как на острове Токай после землетрясения-цунами. И сидит на берегу моря мальчик, видит, что приближается цунами, и, понимая, что это опасно, начинает бросать камушки в эту волну. Очевидно, что соотношение действий этого мальчика и мощи этой волны несопоставимы, смерть неизбежна. Но представим, что этих мальчиков несколько миллиардов, и все они одновременно кидают камни. Тогда возможен эффект, возможно цунами будет об эти камни разбито, и катастрофы не произойдёт. Иногда, прежде чем оглядываться и искать вокруг себя 10 миллиардов мальчиков, которые готовы кидать свой камень в Голиафа, надо просто брать свою пращу и кидать этот камень в великана. Если ты искусный метатель, то ты поразишь великана, если ты мазила, ну, значит, такова твоя судьба.

- Но других мальчиков, за редкими исключениями, рядом нет…

- Сегодня нет, но они появляются. Смотрите, что в декабре произошло, ведь никто не ожидал, что будет такой подъём протестных волн. В том числе, протест этот складывается из возмущения действиями полиции, повсеместного недовольства властями.

- Вы считаете, что именно у этого так называемого «креативного» протеста есть какое-то реальное будущее? Реальные возможности для роста, органическая почва? Или это тоже только мальчики, не столь убеждённые как вы, но в данный момент определившие себе такое человеческое поведение и модель жизни?

- Понимаете, насколько свобода воли тут имеет место быть, надо понять. На сколько процентов это детерминированно какими-то социальными условиями. Я думаю, что это в какой-то степени детерминировано. Частные социальные действия говорят о том, что основания для этих действий есть, и они никуда не денутся. И вопрос - в какой форме эти действия в дальнейшем будут совершаться. А это уже вопрос развития того, что называется протест. Но причины-то для этого действия сохраняются. Другое дело, что с развитием, с течением времени это движение будет иметь определённую структуру, более чёткую, более выраженную, и будет политическим движением, конечно, в полном смысле этого слова. А не каким-то пока таким относительно массовым выражением недовольства.

II. В САМАРЕ ОСТАЛИСЬ ОДНИ ОППОРТУНИСТЫ

- Но сейчас в Самаре, на этом берегу Волги, вы чуть ли не единственный человек, искренне кидающий камни в эту невменяемую волну. Вы ждёте от этих «бросков» каких-то более очевидных, чем судебные разбирательства со Стерликовым результатов? Или сам процесс магнетичен и внутренне неизбежен?


- Я не согласен, что я в одиночестве. После протестов московских появились люди, которые приняв в них участие, очевидно приобретя какой-то опыт непосредственного сопротивления в прямом действии, начали самостоятельно, самоорганизованно определённую кампанию по продвижению, условно говоря, некоего оппозиционного тренда, в том числе и в Самаре. Они о себе уже заявили 12 июня, и я думаю, что добровольно они уже оружие не сложат. Я говорю о тех ребятах, которые называют себя «оккупайсамара».

- Оккупайсамара - это пока веселое слово. Однако согласитесь, акции протеста, проходившие в Самаре, больше похожи или на акции отчаяния, когда стыдно не приходить, или на обязательное мероприятие для штатных оппозиционеров, или на «креативную» игру, на определенную моду…

- Я к одному выводу пришёл, общаясь с нашими самарскими жителями. Мы в общем-то оппортунисты, по сути своей. Все люди, которые были социально активны, они все уехали в Москву и за границу. А здесь остались в массе своей, в подавляющем большинстве те, кто смог вписаться в эту реальность каким-либо образом. Либо здесь укоренённые, либо никуда больше непригодные. Этот оппортунизм проявляется в том, что мы не готовы к революционным действиям. Но я подразумеваю здесь под революцией не кровавое свержение ближнего своего или классового врага, а резкие изменения системного характера и борьбу за эти изменения.

- Это миф, что они уехали в Мосвку. В Москве значительная часть протестующих – это дети правящей номенклатуры, которым эстетически и этически опротивели их отцы, и осколки настоящей либеральной научно-художественной интеллигенции. А также маргиналы и радикалы, ожидавшие этого момента. Люди, вписанные в бизнес, в оплачиваемую работу, вписаны и в систему. При первом давлении они нейтрализуются. Ведь кто противостоял по-настоящему советскому режиму – поколение, как пел Гребенщиков, дворников и сторожей. Где сейчас эти высокообразованные дворники и сторожа? На их месте гастарбайтеры. Кто кроме Удальцова, левого, по сути, коммунистического политика, готов идти до конца, до революции?.. Вот вы, Саша, знаете таких?

- Знаете, я хотел бы вернуться к теме про Москву... Сейчас в Москве уровень поддержки Путина, как показывают социологические исследования, в два раз ниже, чем в провинции. Это говорит о том, что хотим мы или не хотим, но вопрос решается в столице. Россия в этом смысле, как централизованная страна, как Франция, решает вопрос революции в столице. И мы здесь можем только печально разводить руками или, наоборот, весело хлопать в ладоши. Но, к сожалению, наша роль, в известной степени, вторична…

- Вы верите, что сейчас в Москве это решается?..

- Да, это решается в Москве.

- Или там сейчас разыгрывается какой-то театрально-культурно-политический компромисс?

- Вы знаете, там есть сочетания сил, которые хотели бы сделать свои гешефты на этом протесте, и есть волна недовольства, нового, не буду говорить креативного класса, назовём это - людей, которые приобретают средства к существованию квалифицированным наёмным трудом.

- У меня есть ощущение, что вас и не только вас захватывает сильнейший соблазн того, что этот душный порядок вещей, этот политический режим, ментальный, инерционный должен рухнуть! Не важно, что и кто придут ему на смену. А градусником действительно массовых социальных настроений является цена на нефть. Ведь правда?

- Конечно, это связанные вещи, потому что цена на нефть определяет доходы бюджета. А, в известной степени, поддержка Путина вытекает из тех денег, которые он через бюджет распределяет, разбрасывает, так скажем, по стране, и какие-то куски долетают до тех или иных жителей, и они обеспечивают ему эту поддержку. Если убрать бюджетные кусочки, то вся поддержка сразу исчезнет.

III. ХОТЯ БЫ ЧАСТЬ ОМОНа ДОЛЖНА БЫТЬ ТАМ, ГДЕ Я

- Вы сказали, что главные события происходят всё равно в Москве. Почему вы не в Москве? Почему вас устраивает роль чудака или юродивого, который в одиночестве кидает камни в волну?

- Я объясню, это довольно технологический момент. Когда была встреча во время грушинского фестиваля с Дмитрием Гудковым, [Внесен(а/о) в реестр иностранных агентов] он рассказал, что в Москву вывозили ОМОН из провинции. И я так понимаю, что вывозили ОМОН из той провинции, которая протестов у себя не устраивала, и это было известно. Власть могла спокойно оголить свои тылы и перебросить силы из провинции в столицу. Из Самары, я думаю, она не вывозила полицию в Москву, благодаря нашим действиям.

- А если бы вывезла?

- Тем лучше для нас. Тогда у нас был шанс пойти в «Белый дом», мирно оккупировать его и мирно там оставаться до тех пор, пока наши требования не будут выполнены.

- С кем оккупировать? Какой «Белый дом»? Где эти люди? Мы же их видели? Мы же все друг друга знаем. Здесь вменяемых восемь с половиной человек…

- Подождите.

- Это же смешно. Особенно этот крик "мы здесь власть", когда вокруг три-четыре сотни протестующих.

- Подождите, будет много протестующих и в Самаре.

- Вы считаете, вот эта эйфорическая, самовлюбленная протестная эстетика совместима с подлинным протестным движением?

- Ну, что значит, несовместимы?! Есть то, что есть. Ничего другого нет. С тем, что есть, приходится и жить. Такой вот уровень. Может, мир изменился, а мы остались прежними, может, это мы устарели, а они ведут себя адекватно ситуации. И нам, со своих позиций вчерашнего дня, кажутся странными их приёмы поведения. Хотя они могут оказаться и более адекватны ситуации. Я вот, например, очень часто ощущаю, что я в каких-то вещах не совсем адекватно оцениваю реальность. Хотя бы взять эти новые медиа, ведь молодёжь в них разбирается гораздо лучше, чем люди среднего возраста, потому что для них это естественная среда обитания, а для нас это нечто вторичное.

- Саш, увы, но как раз эта эстетика, на мой взгляд, архаична. И это как раз эстетика людей среднего поколения. Молодое поколение, студенчество пока, по большому счету, политически очень инертно. Инквизиторские запреты, в том числе касающиеся интернета, которые штампует Дума, их не возмущают, не вызывают никакой реакции...

- Знаете, есть такая теория коллективного действия, она подразумевается при наличии некой структуры. Там должен быть лидер, специфический актив и люди, которые готовы эти действия поддерживать, то есть социальная поддержка. У нас ситуация, когда специфического актива, который мог бы провести организационную работу, которая просто необходима для того, чтобы протест мог бы состояться, - его просто нет. Потому, что власть целенапрвленно работает на ликвидацию такой группы людей, на борьбу с ними, на попытку каким-то образом дискредитировать их, выдавить из этой деятельности, выдавить в другой регион. Очень многих вынудили к переезду в Москву. Я думаю, что вынуждая к переезду в Москву, усиливали московскую оппозицию.

IV. "ДЕРВИШ", НЕПРИМИРИМЫЙ К ШИЗОФРЕНИИ

- Саш, вы дервиш? А как еще можно существовать здесь, будучи представителем принципиальной и в этом смысле непримиримой оппозиции?

- Да, я достаточно последовательно стою на определённых позициях. У меня сложилась определенная ситуация, которая позволяет мне быть, как вы говорите, дервишем. Далеко не все на это способны. Я просто пользуюсь уникальным положением вещей и думаю, что это на общественную пользу работает, а не только, как говорится, на реализацию моих каких-то либеральных идей. Это, во-первых. Во-вторых, сейчас есть возможность зарабатывать деньги в том же интернете, есть какие-то способы для работы удалённым образом. Сейчас доходы человека не жёстко привязаны к его географическому месту обитания. Я знаю много людей, которые живут в Израиле, а доходы здесь получают. Сейчас я планирую один проект, который я вижу экономически обоснованным. Он самоокупаемый, не ориентирован на прибыль, а самоокупаемый. Я надеюсь, что такой проект мне удастся реализовать, и он будет являться для меня источником средств для существования. И не только для меня, но и для других людей, которые в нём примут участие. Это медийный проект в интернете.

- Сейчас и рунет перестаёт быть местом для дискуссий…

- Да, сейчас уже лезут и в интернет.

- Не получится так, что как только ваши проекты станут успешными, вы станете гораздо более уязвимы с точки зрения сопротивления режиму?

- Россия не Китай. Конечно, они попытаются изображать из себя слона или вола, как та лягушка, которая дулась-дулась, ну вы помните, чем это закончилось для лягушки. Я думаю, для этой лягушки финал такой же произойдёт, потому что амбиции нельзя иметь больше желудка.

- А как же быть с вашим предельным одиночеством?

- Я не так одинок, а во-вторых, всё зависит от поддержки. которая будет выражаться в количестве посещений сайта. Другое дело, что в регионах относительно отсталых в плане компьютеризации, как Мордовия, откуда приехал наш губернатор Меркушкин, тяжело строить бизнес в интернете. А в такой области, как Самарская, где больше половины населения имеет доступ к интернету, я думаю, это вполне возможно. За этим каналом будущее распространения информации.

- Если вы не один, кто рядом с вами?

- Читатели моего сайта. Я правда, думаю, что половина из них это чиновники и спецагенты, но другая половина нормальные люди.

- Тактильно, телесно, так скажем, вы один? Сплотим ряды, плечо к плечу… Есть ряды и плечи?..

- Есть пара рядов, есть.

- Но это тоже получается некий экстремальный вид жизни?

- Не всякий готов поступаться источниками своих доходов, карьерным ростом.

- Саш, вам ведь отвратительна не только власть, но и националисты, коммунисты, монархисты? Они ведь все с декабря 2011 года выходят на скверы, улицы и площади…

- Сейчас я для себя провожу линию раздела по принципу: демократы и сторонники авторитарного правления. Мои друзья - это сторонники демократического правления.

- А коммунисты это кто?

- Я вам отвечу вопросом на вопрос. Коммунисты это кто? Существуют, например коммунисты Петербурга. Может быть, слышали про такую микрогруппу, которая борется с разными фильмами, с «Человеком-пауком», по-моему…

- КПРФ, Зюганов?

- Это в определённом смысле коллаборационисты. Я думаю, сейчас нет коммунистов.

- А кто есть? Национал-коммунисты?

- Это члены партии КПРФ. Люди, которые имеют партбилет.

- А националисты есть?

- Националисты есть, это очевидно. Сейчас это тренд. Все партии, которые в легальном поле, это в большей или меньшей степени националистические партии. Единственный националист, которого можно поставить по эту сторону демократии - Навальный с его национал-демократией, как-то невнятно озвученной. «Единая Россия», я думаю, неслучайно запретила итальянскую доктрину фашизма Джентиле, признав её экстремистской, потому что это прямо программа партии ЕР. Кстати, недавно было решение самарской прокуратуры о закрытии доступа к сайтам, где размещена эта самая доктрина фашизма, чтобы люди не могли самостоятельно сопоставить и обнаружить близости.

- Говоря о фашистах, вы имеете в виду, конечно, не нацистов, а некое государственное устройство, корпоративное государство...

- Да, я имею в виду конкретное управление населением. Государство Италия с 1922-го по 1944 год. Вы совершенно точно сказали про корпоративное государство. Это программа ЕР. Сейчас она, может, как-то трансформировалась, но период второго срока Путина - это прямо один в один.

- А было время, когда вы могли перейти из непримиримого положения, то есть влиться в эту систему, я не говорю, что стать членом ЕР и чиновником, но примириться с ней?

- Это несопоставимо с моим психическим здоровьем.

- Чего не переносит ваша психика?

- Она не выдерживает такого шизофренического состояния. Я либо с ума схожу, либо у меня невроз активизируется.

- От чего?

- От того, что приходится постоянно врать. У меня психика недостаточно сильная, чтобы выдерживать постоянное враньё.

- Но лгут, к сожалению, и демократические политики. Пусть и в диетических размерах. То есть вам противопоказана любая властная работа?

- Для неё нужны крепкие нервы, понимаете. У меня они недостаточно крепкие.

- А как вы относились к перестройке, к ельцинскому периоду?

- Да никак, я политикой вообще не интересовался.

- А когда произошёл внутренний взрыв? Перелом?

- Посмотрев на себя со стороны, я понял, что такое существование несовместимо с продолжением жизни. Возникло желание жить. Поэтому возникло желание менять жизнь.

- Вы пришли в Засекин.Ру после заседания суда Октябрьского района - «Стерликов против Лашманкина»...

- Но я успел выспаться. Ночь провёл в постели, отдохнул немножко.

- А что вы испытываете, когда монстр, Голиаф, некая масса вас давит и душит, что вы испытывает от этого?

- Во-первых. я не замыкаюсь в национально-культурно-государственных рамках и поэтому в будущее смотрю с оптимизмом. Я верю, что будет принят так называемый закон Магнитского.

- В США...

- Да, но возможно, что его действие будет распространено и на Европейский союз. В мире есть силы. которые не согласны принимать это безобразие, которое наша диктатура здесь себе позволяет. По крайней мере, по отношению к их сотрудникам. Может, они пойдут и на то, чтобы защищать всех граждан РФ от произвола той власти, которая здесь установлена. Наша власть прогибается, она понимает, что соотношение сил таково, что им не выстоять. Смтрите, сейчас они встречаются с сирийской оппозицией, а как они били в литавры, что нет, мы только Ассада хотим. Это значит, что они люди всё-таки здравомыслящие. Боятся за свою задницу.

- А вас власть боится? В вас они видят угрозу?

- Я думаю, это определённая технология, которую они применяют. Это доктрина Лазарсфельда, то есть появляется лидер общественного мнения, и надо людей парализовывать всеми силами. У них есть список, где, по их мнению, люди, которые являются лидерами общественного мнения, и они по ним бьют. Правда, я себя таковым не считаю.

- Но они вас бьют всё-таки?

- Да, значит, я в этом списке.

- Вам это нравится? Какова ваша реакция?

- Мне это не нравится, я очень боюсь. .

- Ну как же вы боитесь?! Вы, абсолютно непримиримый, всегда готовый выйти на площадь и к микрофону...

- А я боюсь, как Генрих IV, который боялся, но всё-равно заствлял себя, несмотря на весь свой страх, идти вперёд.

V. НЕ ЯН ПАЛАХ И НЕ РАХМЕТОВ, НО ПОХОЖ

- Вернёмся к информационному поводу. Что это? Это просто высокопоставленный полицейский чиновник, задетый вами, на вас обиделся, ему противно, неприятно, и он решил вас наказать. Или это часть некой системной компании, некой тактики?

- Я, честно говоря, думаю, что это может быть и так и так одновременно. Я, с одной стороны, полагаю, что, находясь в такой коррупционной вертикали, будучи фактически исполнителем воли партии, которую называют "партия жуликов и воров", нельзя остаться незапятнанным и в белых одеждах. Как говорится, по грязи ходишь, непременно запачкаешься. Это ни может не касаться и начальника областного МВД. А если говорить о той публикации, которая стала предметом судебной тяжбы, понимаете, для того, чтобы эта публикация была размещена, у меня были основания доверять источнику. В последствии ситуация изменилась, и я счёл нужным эту публикацию снять. Тем не менее, это было до того, как мне стало известно, что на меня подан иск. И в ходе рассмотрения я обнаружил несколько вещей, которые ещё раз убедили меня в собственной правоте.

Меня в суде удивило, во-первых, что трое судей сменилось. Сначала судьей был обозначен председатель Самарского районного суда Грицай, рассматривал дело председатель заседания суда с фамилией на букву "Д", а рассмотрел дело по существу уже судья Соломатин. Три судьи - это уже о чём-то говорит. Мне объяснили так, что они то ли заболели, то ли в отпуска начали резко уходить.

- Так чем же вы унизили Стерликова?

- Речь не об унижении, а об ущербе его деловой репутации. И, кроме того, там был такой заброс, чтобы меня в клевете ещё обвинить за то, что я, мол, сообщил о совершении им должностного тяжкого преступления. Я нарушил целостность деловой репутации Юрия Юрьевича Стреликова тем, что воспроизвёл фразу источника, который сообщил мне, что Стерликов якобы попался на взятке, но я её передал в более мягкой форме, написав, что он уличён в мздоимстве.

- А какие были основания?

- У источника были основания. Я считаю, что он в достаточной степени информированный. Но я всё-таки посчитал необходимым проверить информацию, которую этот источник мне сообщил. А сообщил он мне, что Юрий Стерликов, по его сведениям, был пойман на взятке сотрудником ФСБ. Я позвонил в ФСБ, в подразделение общественных связей. И мне там сообщили, что они не могут подтвердить эту информацию. И я всю информационную канву, которую я получил от источника и от подразделения общественных связей ФСБ, представил читателю. Но была вырвана из контекста одна фраза о мздоимстве. И Юрий Юрьевич Стерликов решил, что это к нему действительно относится, что это соответствует действительности в каком-то смысле. По крайней мере, так пишется в исковом зявлении. Он пишет, что его 34 раза уже спросили о том, что, правда ли, что он уличён в мздоимстве?Очевидно, что эти 34 человека допустили, что эта информация может соответствовать действительности.

- Вы апелляцию подали уже?

- Я сначала получу решение и потом буду подавать апелляцию, конечно. Хотя, возвращаясь к суду, там ситуация такая: если взять словарь Ожегова, то там слово "мздоимство" имеет неоднозначное толкование, там не только взяточничество, там ещё и стяжательство.

- Саш, это всё казуистика, зачем нам сейчас уходить в казуистику?

- Понимаете, они хотят изменить смысл слов, придать тот смысл, который им нужен.

- Уличён в мздоимстве - это и значит, что уличён во взятке.

- Можно понять и по другому, например, является стяжателем.

- Но вы употребляли именно в том смысле, чего уж тут...

- Я имею право защищаться и защищаюсь, и нет в этом ничего постыдного.

- Саш, переводя этот конкретный случай со Стерликовым, помимо акций, ваши действия можно назвать последовательной и постоянной критикой власти...

- Да, анализ определённо критический.

- Но вы же знаете заранее, что эти власти в чём не обвини, всё правда. А доказательств нет. И эта ситуация всё время чревата такими эпизодами, как со Стерликовым. В данном случае вы боролись с мздоимством, возможным, господина Стерликова, или это просто ещё один повод показать, что эту власть надо менять, она должна уходить?

- На каких весах взвеситьэту меру, и какой эталон применить?

- Вы сами знаете.

- Я думаю, что проблема коррупции - это не проблема персоны. Я думаю, что эта проблема системы. Когда я говорю о факте коррупции, это всегда факт, характеризующий не персону, а систему. Это некая попытка сделать проявленным то, что скрыто. Есть ещё один эффект у этого дела, о котором мне хотелось бы отдельно поговорить, если можно...

- Давайте.

- Фактически произошло приравнивание незарегистрированного, как СМИ, интернет-сайта к средству массовой информации.

- Это не первый раз, вы же знаете. Уже были прецеденты.

- Да-да, они были, но...

- И штрафовали, и сажали. Если вы в непримиримой настоящей оппозиции, чего вы удивляетесь тогда?

- Я не удивляюсь, я просто ещё раз подчёркиваю, что режим не выполняет собственные законы.

- Советские диссиденты выходили с лозунгом: "Соблюдайте советскую Конституцию".

- То же самое я говорю нынешнему режиму: "Соблюдайте вашу Конституцию".

- Вы же понимаете, что Конституция у нас - просто фигура речи, игра...

- Она формально есть.

- Вы испытали судебное преследование, полицейское преследование, заключение под стражу, избиение...

- У меня даже нечто вроде кровоизлияния в левом полушарии обнаружили.

- Противостояние с режимом выражается в противостоянии с полицией?

- Режим выродился в силовую вертикаль, отсюда её коррупционность усилилась, грубо говоря. Фактически режим держится только на дубинках и штыках. Всё остальное - бутафория. Суда нет - это административная машина.

- Вы знаете, что власть и её представители неизбежно нарушают собственные законы. Тогда зачем вы занимаетесь частностями вместо того, чтобы готовить мирную революцию и менять порядок вещей законными способами?

- Какими?

- Если бы вышло пять миллионов в Москве...

- Да, это было бы уже законно, это был бы источник власти. Это была бы власть. Есть такой термин, я его вычитал у Джорджо Агамбена, который в переводе применительно к Древнему Риму означает:"Технология осуществления императорской власти". Власть - это не абстракция, не институция, существующая в рамках некой модели. Это в итоге определённая технология, и её осуществление связано с телесностью. Я думаю, что это связано с телесностью, а телесность, контроль над телами, он всегда непосредственный. То есть, чтобы осуществить его, необходим контакт, необходимы действия. И то, что я делаю, это как раз то самое...

- А вы знатете, что есть такие доброжелатели, которые хотели бы, чтобы Лашманкин, как символ сопротивления, взял бы и закончил жизнь самосожжением за идею?

- Я хочу уверить этих господ, что такие события, о которых они мечтают, ничего не изменят, легче от этого жить не будет.

- Вам иногда не кажется, что вы внутренне готовы пойти на нечто подобное?

- Человек всегда рискует. Даже, когда он идёт по голому льду, он может подвернуть ногу, разбить себе голову. Я не Ян Палах, это уж совершенно точно. Есть всё-таки у меня и друзья, и единомышленники, может, не в Самаре, но в Москве, за рубежом.

- У вас есть некий цельный образ жизни. Есть такое выражение устойчивое "образ жизни". В нём есть идиоматическое и художественное начало...

- Я бы не стал преувеличивать степень своего героизма. Я не считаю, что угрозы настолько серьёзны, насколько они звучат. Между угрозой и реализацией, я думаю, есть очень широкий зазор.

- Вам близок Рахметов? Вы ведь говорили сейчас о телесности...

- Ну, на гвоздях я не сплю, я сплю на досках.

- Саш, скажите честно, как может жить в Самаре человек, который сходит с ума от лжи? Только для того, чтобы вместе с ним здесь осталась часть ОМОНа?

- Я, как три чеховские сестры, которые всё время собираются в Москву и так не уезжают. Периодически у меня возникает желание уехать, конечно. Или в Москву, или вообще сбежать из страны. Такие мысли бывают, но я не думаю, что это то, на чём следует сосредотачиваться.

- У вас есть хоть какой-то оптимизм?

- Через два года Путин уйдёт.

- И что будет потом? Демократия? Фашизм? Национализм?

- Это зависит от нас, от нашей позиции, от наших действий...

Беседовал Сергей Лейбград