Выставка названа по заглавной работе экспозиции “Вероломство образов. Это не трубка”. Представленный там набор литографий может впечатлить, наверное, только человека, мало знакомого с творчеством Магритта. Человека же знающего она удивит разве что тем, насколько литографии Магритта несамостоятельны по отношению к его живописным произведениям (и, по сути, являются просто их цветными репродукциями), а также и невысоким качеством самих литографий.

Говоря о Рене Магритте, нельзя не заметить его двоякой роли в культуре: с одной стороны, он автор одной из самых значительных концептуалистских работ, цитируемых всеми теоретиками искусства ХХ века – “Это не трубка”. С другой, картина с трубкой совершенно не интересует обычных зрителей, которым нравится в Магритте его иллюзионизм, фокусы с левитацией, метафорическими подменами, магический реализм и прочие штуки, которые нравятся, например, и у Сальвадора Дали. Вообще удивительно, что именно эти два художника в сознании большинства воплощают сюрреализм, а не, например, Танги, или Пикабиа, или Макс Эрнст. Сюрреализм как авангардное направление стремился быть непотребляемым (читай: “непотребным”), хотел быть отвратительным, отталкивающим, антибуржуазным. В итоге, зрелый Сальвадор Дали и бельгийцы Рене Магритт и Поль Дельво чуть не самовольно присвоили себе этот бренд и стали заниматься абсолютно коммерческой живописью, совмещавшей в себе салонное качество письма и странноватое содержание – на грани, но все еще в рамках дозволенного и понимаемого обывателем. Когда зритель хочет почувствовать себя интеллектуалом, он не идет смотреть абстракционизм или дадаизм, он идет смотреть сюрреализм в трактовке Дали и Магритта. Абсурдизм, лежащий в основе авангарда, по его мнению, не интеллектуален. А вот игры в слова и образы – они да, интеллектуальны, такому зрителю кажется, что вот тут художник что-то хотел сказать или, во всяком случае, выразить какое-то «загадочное настроение». А раз настроение загадочное, то и картина интеллектуальная.

При этом в фантазии Магритт заметно уступает Сальвадору Дали: несколько сотен работ Магритта держатся на десятке образов, обыгрываемых с разной степенью удачности: яблоко, глаз, камень, голубь, дом, окно, картина. Другое дело, оперирование готовыми символами сочетается с изобретением новых, метко попадающих в область коллективного бессознательного. Такой удачей Магритта стал мужской персонаж, изображаемый с затылка. Серьезно говоря, этот персонаж появился, потому что Магритт, по сравнению с Дали, и пишет хуже, и человеческие лица ему не даются. Это хорошо видно, например, на одной из представленных на выставке работ, где девушка на коне едет через чащу леса: лицо у этой девушки чуть намечено, плоско и невыразительно. Поэтому герои Магритта чаще всего и не имеют лиц, и притом под самыми дикими предлогами. Создавая открыточных героев без лица, без характерности, он словно создает идеальных персонажей бульварных романов с не слишком сложной историей. Как и бульварные романы, его картины - это просто набор ситуаций, гэгов, не больше. И гэги эти построены иногда на чисто языковой игре в метонимию и синекдоху, а иногда на массовой культуре эпохи модерна с ее столоверчениями, модой на фокусы и заколдованные замки с привидениями. В конце концов, его знаменитые яблоки и розы, закрывающие лица людей, не выглядят коллажными вставками, а воспринимаются именно как результат левитации, спиритического сеанса и прочих чудес, на которые столь падок среднестатестический потребитель и желтая пресса. Манера же письма у Магритта больше напоминает о традиции книжных иллюстраций, чем станковой живописи.

Но в своей творческой карьере Магритт создал одну картину, за которую его безоговорочно взяли в историю искусств и подняли даже выше Дельво (который по художественным своим достоинствам, на мой взгляд, сильнее Магритта), даже выше Дали – картину “Вероломство образов”. Искусство ХХ века выбирает в качестве своих главных икон самые минималистические работы: “Черный квадрат” Малевича, “Фонтан” Дюшана, “Банка супа Кэмпбелл” Уорхола, в музыке - “Болеро” Равеля и “4’33” Кейджа. В этот ряд вошла и работа Магритта с изображением курительной трубки и надписью под ней “Это не трубка”. Используя в картине текст, Магритт перестает притворяться художником и открыто показывает книжную природу своей живописи, положив традицию концептуалистскому изобразительному искусству, в котором часто используются тексты. Так же, как контур писсуара Дюшана сравнивают с контурами сидящего Будды или Мадонны, есть искушение толковать образ трубки как мрачного головастика или кривой какашки. А абсурдистская надпись, возникшая по ту сторону холста и неожиданно тот потусторонний мир разоблачающая, разоблачает и все конъюнктурные работы Магритта, словно говоря, что там, в этих картинах, нет никакой тайны и ничего такого художник сказать не хотел. Ведь если изображенное не реальность, а совершенно самостоятельный мир обманывающих образов, следовательно, и зрителю не стоит придавать им какого-либо значения. И это и есть тот самый изначальный смысл сюрреализма как авангардистского направления, заключенный в самооскоплении на глазах у зрителя. Иначе говоря, все картины Магритта стоило переназвать “Это не тайна”, ”Это не смысл” и “Это не интересно”.

 

Сергей Баландин