Вот в Москве предложили поставить памятник поп-певцу Игорю Талькову, и многие возмущаются. Захар Прилепин пишет, что это торжество «среднего вкуса» и если будет памятник Талькову, тогда уж и Стасу Михайлову памятник ставить – разницы, мол, никакой нет. А по мне одним дурацким памятником больше – не велика беда. Скажу по секрету: я почему-то верю, что всё это непотребство потом как-то одним махом снесут и что произойдет это еще при моей жизни. Так что пусть, раз так неистово хотят, пока будет памятник Талькову, ок. Только я бы предложил установить еще и памятник Игорю Малахову и Валерию Шляфману. Это, если не знаете, парни, что участвовали в той роковой потасовке с Тальковым в «Юбилейном» 6 октября 1991 года, когда все кричали друг на друга, угрожали, размахивали пистолетами, и кто-то из них (до сих пор не выяснили кто – Малахов или Шляфман) случайно или целенаправленно (это вроде тоже неясно) Талькова пристрелил. Конечно, радоваться чужой смерти нехорошо, но я вовсе не радуюсь, правда. Я грустно так и печально размышляю.

Ведь на российском «эстрадном Олимпе» – не том, где, скажем, группа «Серебро» и Земфира, [Внесен(а/о) в реестр иностранных агентов] а том высоком, постсоветском, вырастающем из Кремлевских концертов, где Пугачева и Кобзон – там, как и в высших эшелонах российской власти, совсем не работают законы конкуренции. Они, эти законы, просто не предусмотрены системой, а потому попавший на Олимп, если ни с кем не поссорится, остается там пожизненно. И даже если он не будет, хм, записывать новых альбомов (смешно звучит, применительно к пугачевым и киркоровым, правда?) или вовсе перестанет петь, он всё равно остается на Олимпе, и вынести его оттуда можно только вперед ногами, а этого ждать ох как долго. Если только на его голову внезапно не обрушатся негодяи Малахов со Шляфманом. И если поп-звездам ставят памятники, то пусть для равновесия и справедливости и Малахову и Шляфману будет памятник как памятник чистой возможности нарушить дурную предопределенность судьбы. Как огненные письмена на стене. Как напоминание и призыв впредь не забывать.

А с Тальковым вообще особая история, потому что чем интересен «поэт и певец» Тальков? Не своей же, извиняюсь, музыкой – она у него очень-очень плохая. И не стихами своими – тоже плохими и притом слишком убогими, чтобы приобрести статус курьеза и стяжать лавры графа Хвостова. «Пусть даже через сто веков в страну не дураков, а гениев», спетая этим сдавленно-хрипловатым голосом, с этими ноющими интонациями и с этой ужасной аранжировкой – это, конечно, смешно, но всё-таки больше уныло.

И не сценическим образом своим интересен Тальков, хотя образ этот всё же нельзя назвать вовсе не любопытным: заправлять брюки от костюма в высокие «военные» сапоги кроме него никто не додумался. Но белая рубаха с глубоким вырезом и с большим, чтобы задним рядам было видно, крестом на груди или наброшенный на плечи китель – в ту причудливую эпоху Тальков не один такой был, и его ли это ноу-хау, не берусь сказать, оставив этот вопрос историкам массовой культуры.

А интересен он тем, что совместил державно-патриотический дискурс с дискурсом попсы, или, сказать точнее, постсоветской «эстрады». Оба эти дискурса широко популярны и востребованы в народе, но, так уж получилось, существуют будто в двух параллельных мирах.

Державно-патриотический дискурс живет в официозной культуре и, если взять телевизор, то там его транслируют всякие официозные «пиджаки», ну или экстравагантные фрики, типа Союза православных хоругвеносцев. На православных хоругвеносцев условный «простой человек» смотрит как на клоунов – а как еще их можно воспринимать с этими их странными одеяниями и смешными бородами? Так, чудаки какие-то. А на пиджачно-официозные речи у простого человека давно выработался иммунитет – еще со времен позднего Советского Союза. Простой человек даже может быть согласен с этими речами, но произносящие их люди – бесконечно далеки они от народа, потому что все вруны и ворьё и нет им ни грамма доверия. Это пропасть, если хотите, не только стилистическая, но и онтологическая. Потому что да, да, закрутить гайки, выстроить вертикаль, православие, народность – все это, может, очень здорово, но все это как бы не имеет отношения к нашим повседневным нуждам, это из иного измерения Вселенной. Этот дискурс требует напряжения и стоять по стойке смирно, так что переходит в разряд императивных заповедей, которые можно чтить, но в повседневности не соблюдать, потому что они по-настоящему не близки, некомфортны и слишком уж осложняют существование.

А близкое и комфортное – телесериалы, Леонид Якубович и Комеди Клаб, шашлыки на даче и попить пиво после работы, шансон и «эстрада», а летом на курорт – весь этот, приправленный консюмеризмом, задушевный слободской разгуляй, вечный и неуничтожимый, который и оказывается, наверное, главным противоядием от воздействия требовательно-агрессивного официоза. От всех этих «Россия вперед», «духовные скрепы» и «почтить вековые традиции». Потому что духовные скрепы и бездуховный Запад – это, наверное, очень правильно, да, и мы прям согласны-согласны, вот только после работы не хочется ничего духовно скреплять, а хочется расслабиться и телек посмотреть, какую-нибудь бездуховную западную киношку. Традиции и скрепы живут в мире горнем – где-то высоко-высоко, а мы живем в мире дольнем, и у нас тут все по-простому, не обессудьте уж. И вот этот зазор между официозом и низовой культурой – возможно, главный ограничитель эффективности государственной пропаганды. Главный барьер на её пути и главная причина, почему при нынешнем пропагандистском прессинге электорат до сих пор не сбивается в стихийные толпы и не требует от Следственного Комитета немедленной казни всех врагов народа.

Тальков навел между этими двумя мирами убедительные мосты. Совместил политический официоз с ярмарочным разгуляем, облачил его в форму районной дискотеки. Это как если бы люди в свой выходной и по собственному желанию ходили на митинги «Единой России». Как если бы они с живым неироническим интересом слушали дежурные выступления официальных лиц на дежурных официальных мероприятиях.

Можно возразить, что когда Тальков пел свои песни про распятую Россию, которая поднимается с колен, это еще не было политическим официозом, однако это не совсем так: запрос власти тогда заключался в демонтаже советского проекта, для чего подходила и западно-либеральная риторика, и ультраконсервативная, и тут Тальков безошибочно вписывался в тренд. Зато легкий флер мнимой оппозиционности давал ему дополнительный кредит доверия у публики, даже несмотря на отвратительный пафос и фирменную постсоветскую эстрадную фальшь, а безвременная мученическая смерть облегчила ему прохождение визового контроля в пантеон святых страдальцев. И в последнее десятилетие, когда державно-патриотический дискурс все больше доминирует в официозной политической риторике, Тальков всё больше оказывается к месту. У тех же православных хоругвеносцев есть знамя с портретом Талькова, даже так. А теперь вот памятник.

 

Ну, ок, пусть он будет, этот памятник. Но, я настаиваю, только при условии одновременного сооружения прямо напротив него памятника Малахову и Шляфману. Пусть они будут в позе Минина и Пожарского или Рабочего и Колхозницы – не важно, главное, чтобы стояли напротив и каменных глаз с него не сводили – как напоминание и призыв впредь не забывать.

 

Роман Черкасов