Последние месяцы общественно-политической жизни в России наполнены целой серией тревожных, противоречивых, порой взаимоисключающих событий. Массовые акции протеста против нечестных выборов вновь сменились апатией избирателей, особенно в провинции. На этом фоне власть резко ужесточает репрессивную часть законодательства и заводит одно уголовное дело за другим в отношении представителей гражданской оппозиции. А символом общественно-политического года продолжает оставаться группа Pussy Riot, беспрецедентно обнажившая глубокие культурно-этические, религиозно-идеологические и социально-политические проблемы нашего государства и общества. Понять логику происходящего в России и её регионах Засекин.Ру попытался вместе с известным адвокатом, а ранее представителем администрации города Самары в Москве и депутатом Государственной думы РФ первого созыва от Самарской области, Марком Фейгиным. [Внесен(а/о) в реестр иностранных агентов]

1. В национальной системе правосудия соблюдение норм закона невозможно

- В каком эмоциональном и физическом состоянии находились Мария Алёхина и Надежда Толоконникова [Внесен(а/о) в реестр иностранных агентов]накануне этапирования в исправительные учреждения?

- Я, конечно же, был у них у обеих накануне. Мы поболтали часа три. Эмоционально они настроены хорошо. Я бы не сказал, что они испытывают страх или что-то такое. Конечно, давление эмоциональное чувствуется. Ни одно из наших обращений в суды с законными требованиями не встретило адекватной реакции. В частности, ходатайство по статье 298, которое мы подали в Хамовнический суд по отсрочке исполнения приговора в связи с наличием несовершеннолетних детей до достижения ими 14-летнего возраста. Оно вообще не было принято. Якобы из-за территориальной подсудности, не принадлежащей суду. Девушки до отправки находились в СИЗО № 6 за судом, который вынес первый приговор. И нам безо всяких оснований заявили, что отказывают из-за ненадлежащей территориальной подсудности.

Получается, что в национальной системе правосудия, в национальной системе юрисдикции добиться соблюдения норм закона невозможно. Мы в значительной степени уповаем на Европейский суд по правам человека, который, вне всяких сомнений, отменит приговор суда первой инстанции и признает их невиновными.

- Как вы и остальные адвокаты Pussy Riot восприняли ситуацию с Екатериной Самуцевич, которая отказалась от ваших услуг и получила замену наказания с реального срока на условный?

- Восприняли мы это совершенно спокойно. Всем понятно, что это сделка. Я, как и раньше, считаю Екатерину Самуцевич невиновной, также как и Толоконникову, и Алёхину. Упрекать её в чём-то я не вправе, и никто не вправе. Адвокатов Екатерине пытались поменять неоднократно. Екатерина Самуцевич очень боится ехать в колонию, поэтому в какой-то момент следствию удалось это сделать. Ничего особенного я здесь не вижу, с точки зрения формально-правовой. А с точки зрения морально-политической, это же её выбор. Это политические игры Кремля, я же с самого начала говорил, что дело политическое, и решения принимаются исключительно политические. По этой логике, её вообще должны были бы отпустить, если они спорят о неоконченном и оконченном преступлении. То, что она на 32 секунды находилась меньше на солее и амвоне,  мы об этом говорили много раз, заявляли ходатайства, требования, и не только на следствии, но и в суде первой инстанции. Это вообще никого не волновало, на это никто не обращал внимания. Все аргументы правового характера и апелляции к квалифицирующим признакам игнорировались. Это произвол, который мотивирован исключительно политически, о нормах права здесь речь, в принципе, не идёт.

Я выступал 10 октября в кассационной инстанции и заявлял о процессуальных нарушениях, мне вообще ничего не ответили. Почему суд не обратил внимания на многочисленные чудовищные нарушения и даже никак их не прокомментировал? Это всё – одно большое свидетельство того, что решения принимались политические, произвольные. В определённый момент им было выгодно Екатерину Самуцевич отпустить, они произвели некую операцию, с заменой адвоката, с некоторыми другими вещами, о которых я бы не хотел говорить. Но я очень рад, что Екатерина оказалась на свободе. У нас к ней никаких претензий. А морально-политическая сторона вопроса – это не наша специализация.

- Самуцевич в многочисленных интервью говорит о том, что не отказывается от своих политических убеждений, и собирается продолжить свою деятельность в группе Pussy Riot…

- Я просто убеждён, что никакой деятельности она не продолжит. Во-первых, пока сам приговор не отменён Европейским судом, куда она собиралась подавать жалобу, она не может никакой деятельности осуществлять, потому что таковы условия её освобождения. Иначе она сразу же будет отправлена в колонию. Она должна отмечаться, есть множество условий, при которых это наказание исполняется. Поэтому она ничего делать не будет. То, что у неё есть политические убеждения, и она их декларирует, - это не подсудная вещь. Суд-то формально не за это её судил. То, что она заявляет о продолжении деятельности, – это лозунг, призыв, но реально она делать ничего не сможет. Если она нарушит договорённости и условия, которые обеспечили ей смену реального срока на условный, конечно, её отправят обратно. Если она сейчас организует концерт, в котором примет участие, где-нибудь на Красной площади. Чем это кончится? Всё здесь понятно.

2. Телесюжеты заменяют теперь процессуальные нормы

- Как вы расцениваете преследования активистов по фильму «Анатомия протеста 2»?

- Я разговаривал об этом и с Сергеем Удальцовым, и с Костей Лебедевым, и с Леонидом Развозжаевым. Я считаю, что из того, что было показано в этой пропагандистской документальной залипухе, ничего не соответствует признакам ст. 30, 212 УК – приготовление к массовым беспорядкам. Я просто не вижу квалифицирующих признаков, достаточных для привлечения к уголовной ответственности. Естественно, никаких переговоров об иностранном финансировании, о совершении беспорядков – ничего в записи нет. В записи я вижу совершенно очевидные признаки монтажа. Например, запись с Лебедевым, где он с каким-то товарищем выпивает, разговаривает о политике. Там явные признаки монтажа, склейка голоса цифровая. Этого недостаточно для предъявления обвинений Константину Лебедеву, которого на 2 месяца заключили под стражу на период предварительного следствия. Если у них есть какая-то более обширная запись, на три-пять часов, где она? Где они получают деньги, где они призывают крушить здания, объекты, призывают людей к насилию. Был какой-то полупьяный разговор, там не было ни передачи денег, ни обсуждения условий. Был политический обмен мнениями, разговаривали о футболе, выпивали. Кто это снимал? На каком основании? Это же существенно с процессуальной точки зрения. А если это монтаж? А если это подстава, инсценировка? Если это снимали российские спецслужбы, они должны были получить на это разрешение. На каком основании? Должен быть соблюдён правовой режим, порядок. А публично заявили, что какой-то грузин подошёл к одному из авторов фильма и передал эту плёночку. Это же безумие! Есть же процессуальные требования к такого рода доказательствам. Расследуйте, возбудите дело, допрашивайте людей, подключайте спецслужбы, пусть они проверяют эти факты.

Мы уже знаем, как проходят такие дела. По делу 6 мая некий Максим Лузянин, который сейчас идёт по особому порядку, дал показания на всех. На основании его показаний будет большое дело на 15 человек, принудительное лечение одного из фигурантов Михаила Костенко в психиатрической больнице. И на этом основании, на показаниях, данных то ли добровольно, то ли под давлением, будет строиться всё это огромное дело. Такого рода процессам фашистская Германия может позавидовать.

В условиях авторитарного государства забыли о нормах процессуальных, о соблюдении законодательства, оно перестало играть какую-либо роль. А ведь  нарушение процессуальных норм ведёт к освобождению от уголовной ответственности даже в тех случаях, когда лицо виновно. Таковы требования законодательства. Они не выдуманы на ровном месте, их соблюдать нужно. Рано или поздно это ударит по самой системе. Если будут судить Путина или Медведева, скажут, что без защитника обойдётся. Путину можно и ночью допрос устроить, хотя это запрещено. Это нормально? Они сами программируют всю правовую систему на произвол и беспредел.

- Что ждёт Удальцова, Лебедева и Развозжаева, как вы думаете?

- Я уверен, что их осудят. Что касается Сергея Удальцова, он сидит в тюрьме чаще, чем чихает. Он постоянно сидит, я его достаточно давно знаю, был его адвокатом несколько раз. Его посадят и всё. На основании каких-то телесюжетов людей будут сажать. Посадят Удальцова, посадят Лебедева. Всё это приведёт к тому, что будут сажать тех, кто сажает сейчас. Вот и всё.

3. Настоящая идеология нынешнему режиму не нужна

- Ранее представители оппозиции говорили о том, что бороться нужно в правовом поле, участвовать в выборах. Однако опыт последних месяцев показал, что ни судебная, ни избирательная система не дают возможности для какой-либо деятельности. С точки зрения стратегии оппозиционной борьбы, что эффективнее - митинги, протесты или участие выборах и судебные разбирательства?

- Я всегда со скепсисом относился к выборам в авторитарной системе. Когда начались декабрьские протесты, и были внесены поправки в законодательство, регистрацию партий, выборы губернаторов, какая-то теплилась надежда, что что-то изменится. Но надежда была, что и протест будет расти, и это давление приведёт к переменам на правовом уровне. С начала мая, с этого регрессивного отката и в законодательной сфере, стало ясно, что всё это – фантом, раздутый, чтобы отвлечь внимание. Любые прогрессивные законодательные инновации купируются одним щелчком. Никаких правовых гарантий эти инновации не дают, вы можете хоть головой разбиться. Чтобы получить реальный процент на выборах, нужна политическая демократия, свобода СМИ, отсутствие административного контроля, отсутствие Чурова с его машинкой для фальсификаций. Должны быть глубокие, принципиальные изменения всей системы власти в России, глубочайшие, вплоть до создания парламентской республики. Но добиться этого можно только посредством улицы. Не получается внутри самой системы её изменить.

- Между тем на улицу люди выходят всё реже, они измотаны судами, устали протестовать, подавлены репрессиями…

- Вы правы. Но это процесс волнообразный. Мы сейчас живём в период реакции. Можно допустить сравнение, что мы между 1913 и 1917 годом. Мы живём в реакции, в  ветшающей авторитарной системе, Путин ветшает сам. Как авторитарный правитель он уже исчерпан, ничего нового он создать не может. Все эти камуфляжные способы вернуться к идеологическому пространству только для отвлечения внимания. Что такое – вернуться к традиции, к религии, патернализму? Они сами этого не хотят, элита, главной частью которой является Путин, живёт потребительскими интересами и для неё всякое идеологическое ограничение нежелательно. Ограничение религиозного характера ведёт к самоограничению: отказаться от воровства, от коррупции, вернуть всё народу – власть, природные, органические ресурсы и все другие. Они же этого никогда не сделают.  И ещё и потому, что если народ перекормить идеологией, он взбунтуется гораздо быстрее. Нет, они продолжат зомбировать население телешоу, чтобы давать плебсу, как они к нему относятся, хлеба и зрелищ. Они понимают, что если у народа отнять водку и дать ему кадило, народ взбунтует гораздо быстрее. Ты можешь быть антипутинцем сколько угодно, но ты ничего не добьёшься, потому что им начхать на твои убеждения. Они не стремятся к идеологизации, им, наоборот, нужна деидеологизированная среда.

- Получается, что оппозиция не может ни вывести людей на улицы, ни решать свои задачи внутри системы. Она обречена?

- Почему оппозиция страдает и не может выбраться, выпрыгнуть выше своей головы? Она не может зарядить людей на какую-то идею. Нужно предложить людям что-то новое. А оппозиция предлагает своим сторонникам то, что уже есть, но другое: пойди в другой магазин, купи другой костюм. А нужно предложить совсем другое платье, которое никогда не носили. Это может зарядить русского человека, разбудить в нём какую-то энергию. Пусть и энергию ненависти, но это энергия, которая может подвигнуть его к революции. А система с той же органикой и составляющей, которую предлагает оппозиция, не заряжает людей.

4. Процессы должны направлять люди молодые и сверхмолодые

 - Поэтому и выборы в Координационный совет оппозиции никого не вдохновляют. Как вы оцениваете этот процесс?

- Не вдохновляют, увы. Мне многие предлагали участвовать в этих выборах, я отказался. Но мой отказ был мотивирован тем, что я участвовал в деле Pussy Riot. А меня и без того обвиняют в политической ангажированности, оппозиционности. На этом фоне баллотироваться в КС - это навредило бы моим подзащитным. Важно, чем будет заниматься этот координационный совет. Стимулировать оппозицию он не сможет, это не предаст новой энергии протестам. Но здесь другое. Это положительный опыт для самой оппозиции, она тренируется. Это же прообраз свободных выборов, со всеми их изъянами и несовершенствами. Через год будут новые выборы, и мы сможем преодолеть несовершенства этой системы. Этот опыт может быть спроецирован на другие вещи, на реальные выборы. Это своеобразная форма двоевластия, совет, форма народоправства. Он может в будущем заменить власть авторитарную на демократическую, политически свободную, выборную, сменяемую.

- От Самарской области в выборах участвует Михаил Матвеев. Как вы оцениваете эту кандидатуру? Даже не с точки зрения его шансов, а с точки зрения его оппозиционной деятельности, идеологии?

- Михаил Матвеев неизвестен, он просто не пройдёт. А что касается меня лично, я призываю голосовать за молодых. Это моя принципиальная позиция. Двадцатилетние – это революционное поколение. Нужно отказаться от лидеров старшего поколения. Я хорошо отношусь и к Каспарову, и к Немцову, и к другим политикам, но считаю, что КС – это про другое. У них у всех останутся свои объединения, они должны действовать там, прошибать брешь там, через свои партии и организации. Что толку тащить в этот новый орган, в новый опыт старые обозы нерешённых проблем и претензий. Поэтому и за меня не надо было бы голосовать, если бы я шёл туда. Потому что мне там не место. Пусть направляют процессы люди молодые и сверхмолодые, через пять лет они станут опытными и уже смогут поучать людей старшего поколения. Я не голосовал бы за людей после 30 вообще.

- Какое место в Координационном совете должны занимать регионы?

- Я считаю, что регионы находятся в заранее ущербном положении. Надо честно говорить, что у представителей регионов мало возможностей стать известными, заметными, медийными. Я не понимаю, почему не выделили квоты по регионам. Потому что человеку из Владивостока невозможно пройти в КС. Не будут избиратели средней полосы, из Москвы и Питера за него голосовать. Нам нужен региональный разрез, а он добивается через специальные квоты.

- Было предложение о введении таких квот, но его не приняли. В том числе Илья Пономарёв, [Внесен(а/о) в реестр иностранных агентов] [Внесен(а/о) в реестр иностранных агентов] сам региональный политик, выступал против. Почему, как вы думаете?

- Мне кажется, они очень боятся этого первого опыта. Нужно дождаться следующих выборов, на которых, возможно, эти квоты появятся. Было много такого, что повлияло на полноценность этих выборов. Механизм несовершенен, его нужно уточнять и совершенствовать. В следующем году, когда дело Pussy Riot будет закончено, я смогу принять участие в выборах и буду настаивать на введении этих квот. Я сам родился в Самаре и значительную часть своей жизни был региональным оппозиционером. И я понимаю, как важно оппозиции в регионах иметь возможность участвовать во всероссийских процессах, входить в альтернативные органы власти.

5. Самарская область скукоживается, превращаясь в торгашескую субстанцию

- В Самаре сложилась ситуация, когда политики – тот же Михаил Матвеев, КПРФ, «Яблоко», - которые зимой организовывали митинги, выступали с оппозиционными заявлениями, отошли от этого процесса. Сейчас все силы оппозиции сосредоточены на молодых людях, двадцатилетних парнях и девушках. Их выматывают судами, не воспринимают всерьёз, ни власть, ни население, они не находят отклика. Как быть этим молодым, неопытным оппозиционерам?

- Не надо терять присутствие духа и желание борьбы. Ведь люди идут в политику не только из-за амбиций, они идут, чтобы изменить собственную судьбу. В ситуации, когда всё закупорено, для людей молодых куда-то выбиться очень сложно, невозможно. Если ты не чей-то родственник, особенно в Самаре с её клановостью,  ничего невозможно добиться. Люди идут в политику, чтобы изменить свою судьбу, это важный, существенный мотив. Им надо продолжать бороться, если они не будут этого делать, их судьба никогда не изменится. А ничего чудовищнее, чем нынешняя политическая и экономическая система в Самаре, я представить себе не могу. Это отсутствие свободной прессы, бесконечные кланы, коррупция, которая пронизывает всё. Коррупция, коррупция, коррупция…  Она всегда была, но не в тех масштабах, которых достигла теперь. Люди у власти в Самаре могут только воровать, они не способны никак иначе функционировать. В свободных политических и экономических условиях вся эта политическая шелуха слетела бы моментально, несмотря на все свои возможности. Людям молодым обязательно нужно приобретать опыт борьбы и противостояния, потому что конформизм ни к чему не приводит. Какая перспектива у 20-летнего человека сейчас? Я со своими друзьями, при очень условной демократии девяностых, будучи человеком совершенно простым, смог за счёт своей политической активности добиться того, что мы участвовали в выборах, имели какой-то вес, организовывались, заставляли организовываться других. Мы максимально, насколько это было возможно, двигались. И молодым людям сегодня нужно этого добиваться, никто им этого не даст. Нет никакого рецепта кроме борьбы. И, кстати, хорошо, что отходят старые политики, потому что они несут груз своих амбиций, своих желаний всё подавлять, всё подминать под себя. От них нужно как можно быстрее избавиться.

- Как вы оцениваете приход Самарскую область нового губернатора Николая Меркушкина? На пресс-конференции, которая продлилась более пяти часов, он говорил, что намерен бороться с коррупцией и клановостью…

- В том, что команда Артякова всё разворовала, у меня нет никаких сомнений. Это были люди, чужие Самарской области. Они жили на самолётах, Самарская область была им чужда и враждебна. Чтобы Меркушкину показать себя иначе, он должен полностью искоренить коррупцию. Его опыт в Мордовии не внушает таких надежд. В той системе отношений, которая была выстроена при Путине, способен ли Меркушкин совершить какой-то трюк и искоренить коррупцию, я сомневаюсь. Для этого нужна политическая демократия, нужно допустить оппозицию в парламент, раскрыть ворота для молодых людей, полностью обновить администрацию области. Не тащить своих людей из Мордовии, а набрать в областную и городскую администрацию молодых людей, заполнить все этажи власти людьми 25-30 лет. Нужно брать людей без коррупционного опыта – это единственная рецептура. Способен ли на это Меркушкин, я в этом сомневаюсь.

 - Есть мнение, что Меркушкина прислали в Самарскую область, чтобы повысить рейтинг «Единой России». Что вы об этом думаете? И что в связи с этим ждёт самарские СМИ?

- Поправить рейтинг «Единой России» - это негодная задача. Если всё будет делаться, чтобы обеспечить рейтинг партии власти, пиши пропало. Потому что рейтинги у нас обеспечиваются не хорошей политикой, а приписками. От смены декораций ничего не меняется. Вся подобная деятельность – это одна сплошная потёмкинская самарская деревня. Самарская область скукоживается, из индустриальной превращается в торгашескую субстанцию. А ведь выходом для Самары было бы возрождение промышленности.

Что же касается СМИ, то мне сложно судить о свободе самарской прессы. Свободными являются только несколько неподцензурных сетевых СМИ. Всё остальное уже распределено между властью и фигурами влияния. Я думаю, что появляющиеся иногда критические статьи – это противоборство кланов, а не выражение свободной критики. А свободная пресса как раз и должна критиковать, ругать. Если пресса хвалит – это признак дебилизации, это симптом совершенно больного общества. Если пресса не критикует власть, я не понимаю, зачем такая пресса нужна. Она должна критиковать всё, камня на камне не должна оставлять от всего, что власть делает. Это её задача, и если она её не выполняет, тогда её можно закрывать. Мне периодически попадаются самарские газеты, их читать невозможно. Я не знаю, какие независимые СМИ в Самаре. Если эти СМИ считаются свободными, то это не просто больное общество, оно находится в агонизирующем состоянии. Это методологическое непонимание, для чего пресса нужна. Это деревенщина, дурной самарский провинциализм, в худшем смысле этого слова. И пресса должна критиковать и областную, и городскую, и федеральную власти, и партию власти, и оппозицию.

- Если заговорили о самарском провинциализме, как вы оцениваете работу городской администрации?

- Городскую власть я считаю отвратительной. В Самаре отвратительная, совершенно недееспособная городская администрация. Они ни на что не способны, бездарны, набраны по клановому принципу. Эта власть не имеет никакого позитивного начала, её всю нужно разогнать. Нужно срочно менять мэра. Нужно заполнить администрацию молодыми и деятельными. И в городе, и в области, и в стране.

Беседовала Елена Вавина