Весной прошлого года композитор Александр Чайковский завершил работу над Седьмой симфонией. Локдаун 2020 года оказался плодотворным временем для музыканта. Вынужденная изоляция дала повод и время для обдумывания и реализации новых идей, создания новых сочинений. 

Тень великого Петра Ильича, время от времени встающая за плечами нашего современника, в дни болезненного поветрия зловеще напомнила о себе.

Как только я поставил последние штрихи в рукописи Шестой симфонии, сразу же написал несколько тактов следующей, – рассказал Александр Владимирович, – чтобы избежать всякой возможности сходства со своим великим однофамильцем.

Многие вспомнят, что свою Шестую «Патетическую» Петр Ильич Чайковский закончил в дни эпидемии холеры, от которой вскоре и скончался. Заканчивая свою Шестую, Александр Владимирович Чайковский поделился радостью с приятелем. И вдруг услышал: «С твоей фамилией Шестая симфония – это плохая примета. Ты должен срочно начинать седьмую». Так родилась Седьмая симфония Александра Чайковского, носившая поначалу рабочее название «Коронавирусная», но затем переименованная в «Карантинную». С этим именем она и войдет в историю, свидетельствуя о смутном времени пандемии с его страхами и надеждами.

В это особенное по теме сочинение автор вложил сильное и искреннее чувство, столь редкое в наше время. Говоря о современной музыке, мы чаще отмечаем высокое мастерство или оригинальность решений, масштабность или красочность, остроумие в игре форм или тонкость аллюзий. Чувство, особенно искреннее, кажется, осталось далеко в прошлом музыки.

«Карантинная» сегодня воспринимается вполне однозначно, ее звуковые образы считываются каждым человеком и не требуют специальных толкований. Токкатность первой части, восходящая к древней традиции Totentanz – Плясок Смерти, молитвенный строй Lacrimosa медленной второй, Coda в форме фуги, завершающаяся просветлением, создают сильный и стройный образ, художественно и жизненно убедительный.

Симфония написана для необычного состава. Это струнные, ударные инструменты симфонического оркестра и фортепиано. Первая часть занимает по времени лишь треть всей формы, но ясно представляет саму тему симфонии. Зловещий характер токкаты подчеркивают кастаньеты и бубен, неумолимая моторность движения при этом никогда не переходит в механистичность. Смена доминирующей в звучании группы или изменение ритмических фигур всякий раз оживляет звуковое пространство, вовлекает слушателя в стремительно меняющийся ход событий, не давая опомниться.

Бо́льшая часть симфонии – Adagio, в котором почти нет действия, но есть действенность, причем особого рода. Скорбное состояние отнюдь не отрешенно, но молитвенно. Эффект теплого присутствия достигается в сочетании приемов игры arco и tremolo струнных инструментов. Каждый напряженный медленный подъем к локальным кульминациям венчает небесный звук «трубчатых колокольчиков» bar chimes, их светлое glissando оставляет всякий раз струящийся след на вершине печально изогнутых скорбных линий.

Что-то степное, исконно русское слышится в широких ходах мелодических горизонталей. Струнные круг за кругом поднимаются все выше, достигая предела в звучании. Им оппонирует долгая педаль выдержанного тона в среднем регистре, обеспечивая необходимый противовес, удерживая хрупкую конструкцию, готовую вот-вот исчезнуть. Высокие струнные глиссандируют, своим звучанием напоминая то ли пение мифических сирен, то ли привычный звук городской улицы. Поддерживающая их тема звучит в нижнем регистре, и здесь сохраняя движущийся звуковой каркас, не позволяя неопределенности занять доминирующее положение.

Для входа в заключительный раздел симфонии – коду – необходима определенность. Вероятно, поэтому сонорные эффекты уступают место строгим линиям, в которых все явственней ощущается ладовость. В конце концов все звуковое пространство занимают широкие ходы низких струнных, тяготеющих к тональному устою. Из этого устоя рождается тема фуги, которая шаг за шагом обнаруживает в себе все больше силы, и эта сила понимается как воля к преодолению. Кульминация всего оркестра, в которой принимают участие фортепиано и литавры, звучит на fortissimo масштабно и величественно.

Кульминация симфонии создает удивительный эффект просветления, она поистине патетична и тем напоминает лучшие страницы музыки Петра Ильича Чайковского, но отражает не страдания, а особенную силу чувства, запечатленного в сочинении. Кульминация, а значит, и смысл всей симфонии Александра Чайковского – в убедительности и правде искреннего чувства, так сильно резонирующего в слушателе. В ней дышит античный πάθος – воодушевление, преодолевающее страдание и страх. В ней слышна надежда, которой живет всякий человек. Симфония говорит нам об этом, а автор добавляет: «В мире, как и в симфонии, все закончится благополучно, я верю».

Мировая премьера Седьмой «Карантинной» симфонии Александра Чайковского состоялась в Омске в исполнении Омского академического симфонического оркестра под управлением Дмитрия Васильева. Московский слушатель услышал ее на юбилейном концерте композитора в зале филармонии в марте этого года. Симфония стала самым значительным и впечатляющим произведением в авторском концерте. Как драгоценный камень, она сияла в оправе: была окружена Третьим фортепианным концертом, в котором солировала Екатерина Мечетина, и Второй фортепианной сонатой в исполнении Бориса Березовского. Блистательное исполнение симфонии Российским национальным молодежным симфоническим оркестром под управлением Валерия Урюпина можно легко найти в Интернете.

Дмитрий Дятлов

Пианист, музыковед. Доктор искусствоведения, профессор СГИК.

Член Союза композиторов и Союза

журналистов России, «Золотое перо губернии».

Свежая газета. Культура №24 (221)