В последнее время внимание к эпохе «оттепели» попало в зону активных писательских интересов, стало, если хотите, модной тенденцией. Это вполне объяснимо. Уходят из жизни те, чьи имена ассоциируются с этим временем. 1 апреля 2017 года не стало Евгения Евтушенко, 9 августа 2016 – Эрнста Неизвестного, в 2009–2010 годах закончили отпущенные им земные сроки Василий Аксенов, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина. Все эти печальные даты, завершающие персональные биографии выдающихся деятелей культуры, заставляют подвести своеобразные итоги и той яркой эпохе, которую они олицетворяли.

Появляются фильмы о том времени, печатаются мемуары, приходят к читателям романные повествования, как «Таинственная страсть. Роман о шестидесятниках» Василия Аксенова. Эпоха «оттепели», обретающая свое многомерное эстетическое «закрепление» в произведениях искусства и мемуарных отражениях, отнюдь не покрыта пеплом забвения, не стала сухой строчкой учебника истории, а продолжает по-настоящему волновать не только тех, кто жил в те годы, но и наших молодых современников, родившихся уже в новое время.

И вот ещё один роман, притом с примечательным названием «Небесный Стокгольм» (М.: РИПОЛ классик, 2017. – 480 с.). Автор его Олег Нестеров – музыкант, поэт и композитор, продюсер, телеведущий, писатель, лидер московской группы «Мегаполис» и проекта «Капелла берлинских почтальонов», глава рекорд-лейбла «Снегири-музыка». Дата его рождения (9 марта 1961 года) говорит о том, что «оттепель», ставшая сюжетным временем его романа, воссоздается не по собственным впечатлениям, а с помощью вполне законного в литературе приема весьма свободной «исторической реконструкции». В таком повествовании конструктивными элементами могут быть не только строгая фактография, но и фабульные ходы и повороты, относимые обычно к «ведомству» альтернативной истории, моменты художественного домысла.

Действие происходит в Москве. Временные рамки романа четко обозначены в тексте: 1962–1968 годы. Каждая глава названа конкретным годом, в центре романного повествования – история трех сотрудников специальной группы по сочинению анекдотов, действующей в отечественных спецслужбах. Герои приходят в эту группу на волне кадрового обновления с наивной надеждой на столь же радикальное обновление всей общественной жизни после мрачной диктатуры.

Наличие этой вымышленной истории в системе сюжета выполняет функцию парадоксально остраняющей призмы, позволяет наблюдать течение времени с разных точек зрения. Центральные герои не имеют прототипов. Зато герои второго плана, как признается О. Нестеров, – «прототип на прототипе».

В одном из интервью автор так пояснил заглавие своей книги: «Всем известно, что мы строили коммунизм. Чтобы построить новое общество, нужно было изобилие. В тот момент уже существовал земной Стокгольм, который построил свою модель социализма. Туда незадолго до отставки приехал Хрущев и увидел чудеса: изобилие и достаток. У Никиты Сергеевича в голове всё стало на свои места. Он заявил, что буржуазное перерождение – это благо, нужна свобода мнений, нужна новая Конституция. Небесный Стокгольм – это мечта, в которую стремилась Москва».

Так что роман, последовательно раскрывающий смысл данного заглавия, – это повествование о сладком плене иллюзий, о нереализованной мечте, о несбывшихся надеждах на достижение «земного рая».

В романном повествовании щедро рассыпаны приметы времени, культурные знаки эпохи. Анекдоты того времени, расходящиеся целыми продолжающимися сериями, появление КВН и массовое распространение его версий и подобий по всей стране. Публикация произведений Евтушенко – стихотворения «Наследники Сталина», поэмы «Бабий яр». Захлестнувшие общество новые музыкальные ритмы, увлечение творчеством группы «Битлз». Знаковые тексты Солженицына, первоначальное внимание к ним власти и внезапно сменившая верховную благосклонность явная немилость по отношению к автору. Возникновение школы семиотики на семинарах Лотмана в Тарту. Роман Булгакова «Мастер и Маргарита», напечатанный в журнале «Москва». Большие и малые реалии того времени, порой мелкие бытовые подробности – из всего этого сплетается повседневная ткань отраженного в романе исторического бытия.

Главная цель романиста, как нам видится, состоит в том, чтобы передать общую эмоциональную атмосферу, самый дух того противоречивого и достаточно бурного времени. Времени сложного в силу своей переходности: от мертвой замороженности и общественной скованности недавних сталинских лет – к столь заманчивому раскрепощению и общей романтической увлеченности грандиозными творческими планами. От социального нивелирования, безнадежного растворения человека в общей массе – к возникновению у человека острого ощущения своей отдельности, своей персональной неповторимости.

Творчество, в силу этого, требует не простенькой арифметической операции приведения всех и вся к общему знаменателю, а каких-то более сложных ментальных действий по выявлению в человеке уникального духовного «многогранника», отличающегося богатством своих граней и возможностей.

Примечательны критические суждения одного из героев романа о шведском социализме: «Социализм, даже такой прекрасный, как шведский, требует однородности общества. Чтобы оно было упрощенным. Но вспомните эпоху Возрождения – ведь это была эпоха огромных неравенств и одновременно эпоха сложного цветения, как общества, так и личности. Именно она породила расцвет гениев. А уравнивание всех и всякого, все, что несет с собой торжество демократии, это угасание личностей, творческих и ярких».

Фактически речь идет об общем цивилизационном кризисе ХХ века. Цивилизация (хоть буржуазная, хоть социалистическая), апеллирующая к людским множествам, к формам массовидного сознания, неизбежно подминает под себя высокую культуру, нацеленную на производство единичного и уникального продукта. Культура становится усредненным масскультом.

1968 год – рубежная и финальная точка эпохи «оттепели», за которой следуют очевидные «заморозки». Молодые герои романа стремятся разобраться в драматичных событиях Пражской весны: «Жили в государстве экспериментальном, я бы даже сказал – в творческом, пытались создать новую модель для всех народов мира. Да, ошибались, глупостей наделали, но хотя бы попробовали, единственные в мире. Тот факт, что был дан неправильный ответ, не означает, что был задан неправильный вопрос».

Непоправимо поменявшееся время разводит героев романа. Пришедшие из комсомольской наивной юности романтические надежды на кардинальное обновление государства и общества в одночасье рухнули. Жизнь не породила общество «сложного цветения», а оказалась монотонной и страшной в своем циклическом движении по кругу…

Автор романа сопровождает основной текст многостраничными «Примечаниями». Приоткрывается «творческая лаборатория» писателя, использовавшего научные, художественные, публицистические материалы, отталкивающегося от реальных фактов. Например, в начале романа мы видим героев, слушающих лекцию Лука о чувстве юмора и природе смешного. Для сотрудников креативной группы по сочинению анекдотов такая теоретическая подготовка профессионально необходима. А в «Примечаниях» Нестеров простодушно сообщает, что это реальная работа:А. Н. Лук. О чувстве юмора и остроумии. – Искусство, 1968: «Александр Наумович Лук – специалист по теории творчества, в прошлом врач, изучающий нервные и психические заболевания, с 1960 года в отделе биокибернетики Киевского института кибернетики начал изучать возможности моделирования психических процессов на ЭВМ». А после примечания следует характерное авторское уточнение: «Следует добавить, что оба эпизода в романе являются чистым вымыслом и к биографии Александра Наумовича Лука не имеют никакого отношения». Такие ссылки-комментарии, хотя бы и по поводу фиктивных фактов, создают иллюзию достоверности романного повествования, производят впечатление некоей документальности написанного.

***

Надо заметить, что, допуская творческую игру, писатели нередко создают квазидокументальные повествования, балансируя на грани реального факта и вольного вымысла. Роман Олега Нестерова написан с подкупающей читателя беллетристической легкостью. Живость повествованию придают вплетаемые в его ткань анекдоты и шутки, порожденные эпохой. Оживают действующие лица времени, эпоха вживе – в словах, жестах, музыкальных ритмах, социальных ситуациях и человеческих поступках – проходит перед нами.

 Сергей Голубков

Опубликовано в «Свежей газете. Культуре», № 8 (116), 2017