В среду, 13 августа, в ДК имени Литвинова прошли публичные слушания по смене зонирования участка площадью 43 431 квадратный метр в парке Молодёжный с Р-2 (зона зеленых насаждений общего и ограниченного пользования) на Ц-4с (зона специализированного коммерческого использования объектов спортивно-зрелищного назначения). В итоге 245 человек спортивного телосложения, большинство из которых прибыли группами, проголосовали «за», 127 горожан были «против», 9 воздержались. Это были уже вторые слушания, посвящённые строительству в парке Дворца единоборств. Первые состоялись год назад. Из-за «согнанных» на них сотрудников административных учреждений разразился скандал. Однако это не помешало городским чиновникам отчитаться о том, что 746 из 1037 участников проголосовали «за» строительство в парке. Впоследствии прокуратура отменила эти «результаты» в связи с тем, что значительная часть рассматриваемой на прошлогодних слушаниях территории была переведена в зону Ц-2 (зона центров регионального и городского значения) на основании признанного незаконным постановления главы Самары Георгия Лиманского. Чтобы узаконить этот участок и понадобились новые слушания.

Я приехал на слушания в 16.10, почти за два часа до начала. На втором этаже Дворца культуры шла регистрация, люди стояли в очередях. Я сделал несколько снимков, в основном пытался приладить лица граждан к здешним соцреалистическим изображениеям - к огромному витражу с профилем Владимира Ленина на ярко-красном фоне и к нарисованным на стенах рабочим и инженерам. «Человек полетит опираясь не на силу своих мускулов, а на силу разума», - цитировала одна из стен механика Николая Жуковского.

Я ходил между людьми и колоннами. Случайно зашёл на лестничную площадку против входа в зал и сделал снимок нижнего лестничного пролёта, где были зеркало во всю стену и три человека - крупный накачанный мужчина с большим лбом, рыжей щетиной по бокам черепа и рыжей бородой сидит на доске, закрывающей батарею под зеркалом, справа от него его товарищ такой же комплекции пытается открыть окно, его аккуратно стриженная чёрная голова одним краем утопает в потоке света, в центре лестничной площадки стоит рослый и кажущийся худым рядом со своими спутниками мужчина - руки в карманах, первые две пуговицы рубашки без рукавов расстёгнуты, к образовавшемуся уголку прикреплены солнцезащитные очки.

- Не надо нас фотографировать, - сказал рыжебородый.

- Я приму к сведению вашу рекомендацию.

- Ты не надо принимать к сведению...

Я сделал ещё один снимок. Он, как я потом понял, не получился. Двое мужчин - рыжебородый остался сидеть, где сидел, - уже подходили ко мне. Атлет, оставивший окно в покое, остановился на полпути и наблюдал, как его высокий товарищ разговаривает со мной. Собеседник назвался Аланом, с ударением на второй слог. У Алана вытянутое серое лицо, сероватые у оснований ровные небольшие зубы, длинный горбатый нос, глубокие лобные залысины, чёрная неравномерно распределённая щетина, глаза слегка на выкате. Мы некоторое время с ним препирались, я показал удостоверение журналиста, он сфотографировал его на свой айфон, я настоял, чтобы мы общались на «вы». Наконец поняв, что я не удалю снимки, он пустился в долгие - с повторами и многозначительными взглядами - объяснения, что профессия журналиста есть на самом деле очень опасная профессия и что с журналистами то и дело происходят всякие неприятности. И что я вот только что ему сделал «неприятно» - он меня просит «по-человечески», а я упираюсь, и что если мы встретимся в другой раз в другом месте, он сделает «неприятно» мне.

- Зачем вам постоянно думать о том, где мы с вами теперь можем встретиться?

Над этим вопросом он рекомендовал мне подумать и потом подойти к нему и удалить вместе с ним фотографии. Тот атлет, что сначала был позади Алана на лестнице, во время нашего с ним разговора зачем-то несколько раз толкнул меня плечом и как бы несколько наседал, подталкивал к двери, так что я оказался почти в самом дверном проёме, довольно узком, около метра шириной. Когда с вербальными угрозами было покончено, этот человек, выходя, демонстративно наступил мне на ногу. Хулиганский приём не вышел - в узком дверном проёме атлет не смог употребить правильно весь свой вес, килограммов девяносто или сто, и кроме того, он был обут в сандалии из пластика и поролона, а они оказались очень мягкими.

Они вышли. Рыжебородый всё сидел сзади - то глядел в айфон, то зло улыбался мне.

Я покинул здание и под большой чёрной скульптурой Сергея Кирова позвонил главному редактору, Сергею Лейбграду. Хотел уйти. Он сказал, надо остаться и потом написать.

Тут же пикетировала женщина с транспарантом «Не продавайте родные леса! Как вы посмотритет детям в глаза?».

До слушаний оставалось больше часа, и я пошёл в зал, где уже понемногу занимали свои места зарегистрированные граждане. Человек, наступивший мне на ногу, сидел на краю ряда, наверное, десятого и внимательно, не таясь, следил за моим передвижением. Над ним, в нише под высокими потолками, был изображён атлетического телосложения рабочий в комбинизоне и рубашке с закатанными рукавами, рабочий над головой одной рукой держал первый советский спутник - Спутник-1. Я подошёл и спросил, хочет ли он, человек, мне что-то сказать.

- Нет. Может быть, вы хотите мне что-то сказать? - он интонационно обособил слово «вы».

Я рассказал ему о своём звонке и соврал, что главный редактор звонит в городскую администрацию и в МВД.

- Я знаю Лейбграда.

- Ну, хорошо...

- Что хорошего?

Пауза.

- Что хорошего в том, что я его знаю?

Я не ответил. Он смотрел в упор. Его белое широкое лицо, обрамлённое по чёткому контуру густым чёрным бобриком волос, отличалось «набоковскими» (в  генетическом  смысле)», как их называл сам писатель и энтомолог, бровями, «решительно идущими вверх от переносицы <...>, но теряющими на полпути всякий след растительности». Вокруг его шеи шёл чёрный шнурок. Шнурок пропадал под облегающей футболкой в серо-белую полоску.

На мой вопрос о том, зачем он наступил мне на ногу, следовал ответ, что это была случайность и что он извиняется. Своеобразная слащавость тона, преувеличенная размеренность и псевдодипломатичность речи указывали на то, что мой собеседник хочет показать мне, что он лжёт и что он хочет, чтобы я об этом знал.

- Нет... Вам показалось... Это... произошло... случайно.

Я снова ушёл фотографировать. Зал полнел. Группами прибывали спортсмены - плечистые и шеистые, часто лысые или бритые, а иногда с ирокезами и разнообразными бородами и бородками, кто-то в борцовской майке и шортах, кто-то в яркой рубашке, расстёгнутой до солнечного сплетения, и в глаженых тёмно-синих джинсах. Они здоровались, грузно обнимались, основательно хохотали, наконец погружались в смартфоны и планшеты. Девушки, что пришли с некоторыми из них, были наряжены и медлительны, тоже веселы и тоже оснащены современными средствами коммуникации. Их голые плечи, спины, животы, ноги были загорелы и здоровы.

Передние места слева от сцены занимали жители окрестностей парка Молодёжный. Большая часть из них на пенсии. Некоторые старики пришли с наградами, кажется и с трудовыми, и с боевыми, на пиджаках. Здесь же разместились представители партии «Воля» [Признан(а/о) экстремистской на территории РФ и запрещен(а/о)]и один коммунист-самбист, а чуть правее - представители Российской зелёной лиги и самарского клуба спортивного ориентирования. Почти все в этом секторе выступали против строительства Дворца единоборств в парке Молодёжный, тогда как почти все за его пределами - за.

В следующий раз я встретил атлета с «набоковскими» бровями в коридоре у входа в зал. Он подошёл ко мне, явившись с той самой лестничной площадки, и представился. Он - Виктор. Мастер спорта по дзюдо. Я - Антон. Мы пожали руки. Он, видимо, был делегирован товарищами и по-новому инструктирован. Сказал, что не сдержал тогда эмоций и что извиняется.

- Конфликт исчерпан?

Я ответил в том роде, что принимаю его извинения, но снимки не удалю.

- Нет, Антон, это нормально вообще, что ты ходишь, фотографируешь всех?

- В открытом и свободном обществе, да.

- А мы - открытое и свободное? - он улыбнулся.

- Ну, закон о СМИ... - я запнулся.

Мне нужно было продолжать снимать, до слушаний оставалось не больше получаса. Мы попрощались.

- Напоследок. Будете голосовать «за»?

- Конечно. Я же сказал: я мастер по дзюдо.

Слушания начались, как и было запланировано, в шесть часов. В зале было очень жарко и недостаточно светло, так что каждый второй снимок выходил у меня негодным.

На сцену, к поставленным там ученическим партам с чёрными микрофонами и бутылками воды и блестящими прозрачными стаканами вышли члены комиссии. Её председатель, руководитель управления перспективного развития городских территории департамента строительства и архитектуры администрации Самары Андрей Урюпин, сел в центре. Справа от него сел Сергей Шанов, исполняющий обязанности заместителя руководителя этого департамента и главный архитектор Самары с прибавкой в официальных документах «(по согласованию)». А слева от председателя расположился секретарь - загорелая крашеная блондинка в очках в чёрной с заметными углами оправе, одетая по моде этого сезона в цветочного принта яркое, сине-жёлто-малиновое, облегающее короткое платье без рукавов и обутая, в рифму, в сине-малиновые босоножки на каблуке. Пока председатель объявлял, за что или против чего собравшихся просят проголосовать, секретарь с сосредоточенным видом трогала пальцами планшетный компьютер, предоставляя залу наблюдать под открытой партой её колени и белый треугольник трусов между коленями.

Сначала выступающим хотели дать по две минуты. Сектор «против» кричал «Мало!», «Не дают сказать!». Тогда решили дать по пять минут. Первый оратор, седеющий и пузатый, но очень живой мужчина, завёл, запел патетически речь в пользу Дворца единоборств. Закончив с «нашими детьми», которым полагалось в совершенном здоровье заниматься во Дворце, он вдруг буквально закричал: «Только консолидация! Только консолидация», а от консолидации пришёл, стараясь ещё нарастить звучание, к общей необходимости прийти на выборы 14 сентября и выбрать «своего» губернатора. Сектор «за» или, по-другому, спортивный сектор хлопал и кричал - особенно активно, когда было про наших детей и про выборы. Позже примерно в том же роде, только без «своего» губернатора, выступил какой-то детский тренер и тучная нервная женщина, которая к и без того непростому вопросу о наших детях добавила то обстоятельство, что сейчас в парке Молодёжный по вечерам как будто полно наркоманов и что Дворец единоборств избавит эту территорию от них.

- Конечно! Спорту альтернативы нет! Только водка, наркотики! Спорту альтернативны нет! - кричал небольшой, сухой и сияющий улыбкой во всё лицо мужчина средних лет.

Он же, получив на свой вопрос ответ, что я из «Засекина», показал мне сжатый кулак с оттопыренными большим пальцем и мизинцем.

- Водку такую помнишь, - улыбка с его лица не сходила, - водку «Засекин»? Нет? Вот и правильно! Вот и не помни! 

От сектора «против» ораторов было больше. Они говорили о вреде, грозящем экологии, о чиновниках, которые хотят уничтожить парк, потому как другое место под Дворец единоборств пришлось бы покупать, о нарушении целого ряда федеральных законов. Довольно часто употреблялось словосочетание «в угоду олигархам». Собравшихся спортсменов называли «наймитами». Вспомнали Владимира Аветисяна, который принимал участие в посвящённых Дворцу заседаниях Николая Меркушкина в качестве председателя попечительского совета самарской «Федерации дзюдо». Всё это вызывало либо возмущнный гул, либо смех спортивного сектора. Огромный спортсмен, пунцовый от напряжения, кажется, без единого волоса на голове и шее, которые вместе были так накачаны и толсты, что стремились образовать конус, ревел что-то нечленораздельное и махал рукой перед собой.

Всё это время спорсмены прибывали по пять-шесть человек. У иных уходило довольно много времени - трудно было передвигаться по почти полному залу - чтобы перездороваться со всеми знакомыми, пришедшими сюда до них. И всё это время Алан, Виктор и рыжебородый мужчина в свободных, несколько оплывших позах сидели в дальнем левом, если смотреть со сцены, краю зала. Я то и дело попадал на них взглядом или видоискателем.

Наконец началось голосование. Из сектора «против» поступило предложение группы-оппоненты рассадить в разные стороны. Его отклонили. Почти никто, кажется, не видел в этом смысла, поскольку почти все понимали, что спортсмены действительно в большинстве, - когда голосовали «за», зал ощетинился их рельефными руками, и мужские борцовские подмышки соревновались с женскими по чистоте выбритости.

Пока шёл подсчёт, мужчина с рыжей бородой вышел. Через несколько минут вышел и Виктор.

Итог оказался таков: из 584 зарегистрированных участников публичных слушаний 245 проголосовали «за», 127 - «против», 9 воздержались, а остальные не голосовали совсем.

Вышел и я. Миновав минутную давку, я покинул Дворец культуры. Уходя, я оглянулся и увидел рыжебородого мужчину, который что-то говорил в свой чёрный айфон.

 

Антон Корнеев