В течение десяти лет Дмитрий Воденников «молчал» и называл себя «мертвым поэтом». Стихи не приходили к нему. Однако 23 ноября этого года впервые после долгого перерыва были опубликованы его новые произведения. А уже меньше, чем через месяц он посетил Самару. 

17 декабря в Самарской областной универсальной научной библиотеке состоялась творческая встреча с поэтом, прозаиком, эссеистом и колумнистом Дмитрием Воденниковым. Встреча прошла в рамках реализации проекта областного art-talk-проекта «Писатель в библиотеке», который реализуется при поддержке Министерства культуры Самарской области. Воденников прочитал свои новые строки и ответил на вопросы читателей. «Засекин» публикует самые интересные из них. 

— В каком возрасте дар поэзии пришел к Вам?

— Ну, это было не в детстве. В 11 лет я написал свои первые стихи:

когда я умру проветри
комнату мою
и можешь убрать мои вещи
я никогда не приду

Я прочитал это бабушке, и бабушка расплакалась. Было бы странно, если бы бабушка не расплакалась, когда 10-11-летний ребенок собирается умирать, и еще просит проветрить комнату и вещи убрать. Мы знаем в детском состоянии все, включая свою сексуальную ориентации, хотя и не знаем, что это такое. И это самое удивительное. И мы знаем нашу сверх-идею. Вот, собственно, в 10-11 лет я начал какие-то трагические, как я полагаю, стихи писать. Зато теперь пишу смешные. 

— А Вы читаете современную поэзию?

— Конечно, я не могу ее не читать, потому что у меня есть программа на Радио России «Поэтический минимум». Она раньше была четыре раза в неделю, сейчас идет два, и мне нужен материал. Также у меня есть еще колонка на сайте «Самлит».  

— Поскольку наша встреча проходит в областной библиотеке, может, Вы посоветуете, что сегодня можно почитать, на что обратить внимание?

— Я думаю, что здесь совершенно не случайные люди собрались, и они без меня знают, что читать. Но если говорить о современных авторах, я очень люблю Федора Сваровского, мне он очень нравится. Есть замечательный молодой поэт Евгений Горон. Он очень интересные пишет тексты, причем раньше он писал верлибры, а щас стал писать ритмизованно, рифмованно. Есть замечательный молодой писатель Максим Жегалин. Просто удивительный. Он не поэтический. Поэтически он талантлив, но он не гений. Он гений в прозе, достаточно короткой прозе. Я, что называется, отдыхаю, просто нервно курю в коридоре, если сравнивать даже тот мой прекрасный текст, который я вам прочитал, с элементарным проходным текстом Максима Жегалина. 

— Дмитрий, а как Вам кажется, есть какие-то табу, запретные темы в поэзии? Или темы, на которые Вы никогда не стали бы откликаться?

— Мне кажется, в поэзии не существует запретных тем, потому что поэзия сама по себе запретная штука. Понимаете, ведь на самом деле сейчас… Мне кажется, сейчас поэтический текст существует только в пограничной ситуации. В принципе любой текст существует в пограничной ситуации. «Я помню чудное мгновенье» — это ведь тоже пограничная ситуация. Просто она так за эти два века уже истерлась, так уже навязли в зубах эти «мгновенья» у Александра Сергеевича Пушкина, мы уже все хорошо знаем про Анну Керн, что ноги у нее были некрасивые и так далее, и оно уже не звучит. Поэтому, конечно, поэт или прозаик ищет щель, в которой больно, или смешно, или тревожно. Если нам не ставится четких ограничений, если наша Госдума нас сильно не ограничит, то мы в любом случае всегда будем идти, наступая на запретные темы.

— Мне кажется, что Ваши эссе чем-то похожи на стихи —  у них есть ритм, мелодика определенная. Скажите, пожалуйста, они тоже к Вам так же приходят, как и стихи, внезапно?

— Нет, они, конечно, не так приходят. Вот знаете, иногда напишешь на Facebook [Признан(а/о) экстремистской на территории РФ и запрещен(а/о)] [Признан(а/о) экстремистской на территории РФ и запрещен(а/о)]неплохой текст, придет какая-нибудь прекрасная девушка, женщина и с придыханием говорит: «Это стихи». Но это не стихи. Вы понимаете, я не могу это объяснить. Текст может быть прекрасным, но он не будет стихами. Мы сегодня на радио спорили, как отличить прозу от верлибра. Я говорю: я не знаю. Чем эта поэзия отличается просто от красивой прозы? Она отличается каким-то другим кровотоком. Она как-то по-другому организована. Эссе, колонки — я их пишу иногда трудно, но это несравнимо с тем, как я писал и пишу стихи. 

Текст прозаический, эссеистический тоже как будто себя пишет, но это не сравнимо с тем, как себя пишут стихи. По крайней мере для меня. 

— Здравствуйте, Дмитрий. Я вот нашел в литературной газете, на сайте, интервью, которое Вы на днях дали, и вот я прочитаю первый вопрос. Вас спрашивают: «Вы снова пишете стихи. Как Вы себя сейчас чувствуете?» И вы отвечаете: «Я снова написал стихи. Они, как несколько потных поддавших солдат, пришли, нахлынули, поиграли мной, как котёнком. Ногами попинали и ушли довольными. Я потрогал себя лапкой, понял, что всё болит, но ничего не сломано, и заковылял в канаву». 

Я не думаю, что Вы на таком же языке общаетесь в пятницу с друзьями, да? Все-таки это не ответ на вопрос «Как Вы себя чувствуете». Мне вот интересно, Вы чувствуете, что в интервью должны отвечать на поэтическом языке? Или Вы когда даже ведете разговор с самим собой, Вы мыслите образами?

— Я мыслю образами. Это большая проблема. Вообще, мне кажется, поэт — это урод в некой степени. Например, недавно я столкнулся с тем, что я совершенно неспособен подсчитать правильную дату. Я тут недавно писал пост, у меня мама умерла, когда мне было, как я считал, шесть лет. Потом пришел папа, исправил, что мне не было шести. Я клянусь, все высчитывал на калькуляторе, и все равно ошибся. С цифрами у меня всегда было очень нехорошо. Когда я кричу, когда я ссорюсь, злюсь, я это делаю безобразно, теряю берега. Да. Там, кстати, в моих словах есть ошибка — это доказывает, что я именно говорил так, как говорил. Как раз о котенке – я думал, что Вы это заметите, а Вы не заметили. Ощупал себя [котенок], понял, что ничего не сломано, а ровно через 3-4 строчки появляется такая: котенок, который, оказывается, прихрамывает на сломанную лапку и с разорванным ухом. Так сломано или не сломано, Дмитрий Борисович? С этим я и правда лажаю, но думаю я именно таким образом.