Ощутимый общественный резонанс вызвали результаты голосования за памятник, который планируют поставить в сквере на пересечении улиц Ленинградской и Садовой. Выбранный большинством голосов городской сумасшедший Пиня Гофман, не всем пришелся по нраву. Чем же так приглянулся самарцам Пиня и является ли установка памятника хорошей идеей? 

2 ноября стало известно, какую скульптуру предпочитают видеть самарцы в планируемом сквере на пересечении улиц Ленинградской и Садовой. 44% проголосовавших предпочитают лицезреть увековеченной в бронзе «городскую легенду» — местного еврея-юродивого Пиню Гофмана, жившего в Самаре в 40-60-х годах при синагоге. 

Этот выбор, видимо, обусловлен теплым отношением жителей Самары к незлобливому сумасшедшему: для многих Пиня был частью картины детства, он всегда был на виду, его жалели и подкармливали. О Пине никто ничего не знал, но о его судьбе ходили самые разнообразные истории. Не забыли о нем и составители Самарской энциклопедии: статья о юродивом, живо описывающая образ Пини, попала на страницы этой книги. 

Несмотря на столь теплые воспоминания жителей Старой Самары, не все поняли и согласились с выбором личности, которая должна послужить прообразом скульптуры. Несогласные пользователи интернета высказались крайне негативно об инициативе самарских властей поставить памятник «дурачку», когда множество достойных людей, трудом своим заслужившие славу и рассчитывающие на вечную память, не взойдут на пьедестал. Некоторые пользователи даже усомнились в умственных способностях главы администрации. 

Внести некоторую ясность в вопрос помог известный самарский поэт, публицист, краевед, культуртрегер, радиоведущий, директор «Музея самарского футбола», а также бывший редактор «Засекина» Сергей Лейбград. Будучи коренным самарцем, Сергей тоже не избежал встречи с Пиней: 

— Я когда-то, будучи редактором историко-культурной энциклопедии самарского края, а было это лет 25-27 назад, делал официальную публикацию о Пине. Я помню, о нем мне рассказывали Борис Кожин и Владимир Емец, была статья в энциклопедии, которую я опубликовал. И будучи маленьким ребенком, я встречал лично Пиню — этого юродивого, в пальто с банными номерками. Мне его показывала бабушка, было это в середине, наверное, 60-х годов, — рассказывает собеседник. 

К идее об установке памятника юродивому Сергей Лейбград относится неоднозначно, поясняя, что нельзя говорить об этом объекте как о памятнике. Потому что, прежде всего, Пиня — это примета послевоенного времени, символ, и память о нем можно увековечить только в скульптуре, которая должна гармонично сочетаться с окружающим ландшафтом и быть среди людей, как некогда сам Пиня. 

— Здесь надо говорить о том, что не надо называть словом памятник это. Когда говорится «памятник», то это рождает фальшивый пафос, и начинается разговор о вкладе и значении человека. Понятно, что Пиня был просто символом, приметой времени, или, как сейчас говорят, «Ну, что ты как Пиня?». 

А с другой стороны, если говорить просто о городской скульптуре, ландшафтной скульптуре или просто о скульптуре как арт-объекте, то, конечно же, Пиня Гольфман гораздо приятнее, чем эти все большевистские вожди, которые у нас везде стоят. Или прочие придуманные казенные официозные или анекдотические символы. Пиня Гофман — примета времени. Это знак уже уходящих послевоенных 50-60-х лет, но не надо, ни в коем случае, называть эту скульптуру, это строение памятником. Это не памятник. Память — да. Самарцев, куйбышевцев 50-60-х годов. Это юродивый, которого подкармливали, который ночевал в синагоге, он, правда, в синагоге на Чапаевской был, но там, рядом с этим местом другая, классическая синагога. 

Поэтому, скульптура эта была бы такой непритязательной, лишенной пафоса, достаточно оригинальной скульптурой, изображающей Пиню и вокруг него, может быть, стоящих детей или собак. Это было бы хороший, теплый, неказенный объект. В этом смысле я считаю — да, что он вполне возможен. Но не надо делать постаментов и называть его памятником, ни в коем случае. Он должен быть лишенным пафоса, заслуг, это просто примета времени. Такой городской фольклор, городские воспоминания о Самаре 50-60-х годов. 

По мнению Сергея Моисеевича, есть и неформальная культура, лишенная «казенности» и пафоса. Фольклор всегда стремился выразить эпоху через быт и повседневность, отражая переживания и жизнь людей во времени «здесь и сейчас», рождая новых героев своего времени, близких и понятных. 

— Очень важно чтоб скульптура была лишена всякого казенного, псевдо-воспитательного или какого-то исторического пафоса. Это должна быть такая теплая, домашняя, городская скульптура, которая не должна называться памятником, но должна напоминать о том времени, о человеке, который вошел просто в язык. Да сейчас и говорят: «ты как Пиня», — имея в виду детей неряшливо одетых или рассеянных. Поэтому это также часть фольклора, часть неформальной, неофициальной, неказенной истории Самары, и в этом виде упоминание о Пине вполне возможно. В городе смотрелось бы очень неплохо — резюмирует Лейбград. 

Место для установки малого архитектурного объекта Сергей Моисеевич назвал также довольно удачным и вполне логичным: 

—Там рядом синагога, там Старая Самара еще, уцелевшая кусочками. Не вся, но во многом уцелевшая. Там, в том числе, наверняка, бродил сам Пиня, там небольшой скверик, и вот на уровне скверика он тоже там должен быть, восприниматься на уровне людей, которые находятся в скверике. Поэтому я думаю, что это вполне подходящее место для такой городской скульптуры.

Олеся Любимова, Ярослав Любимов