Собственно, события гоголевского «Вия» вольно даны в прологе и в многочисленных флешбэках, а основное действие фильма разворачивается год спустя, когда на проклятый хутор по научной надобности попадает английский ученый-картограф Джонатан Грин (Джейсон Флеминг). После истории с панночкой на хуторе царят апокалипсические настроения, по окрестностям бегают демонические волки и вообще творится черт-те что. Аборигены поят англичанина горилкой, втягивают в свои политические интриги и обрушивают на него всю мощь восточнославянской мифологии, а ему волей-неволей приходится разбираться, что же на самом деле произошло год назад в церкви, когда Хома Брут (Алексей Петрухин, он же продюсер фильма) читал молитвы над мертвой панночкой.

Сценарист Карпов и режиссер и сценарист Степченко ставят перед собой амбициозную задачу переинтерпретировать гоголевскую историю, нашпиговав её под завязку дополнительными странностями и чудесами, а затем объяснив всё происходящее с материалистических позиций, но совершенно запутываются и в чудесах, и в объяснениях. Пробуют выпутаться при помощи новых чудес и новых объяснений и запутываются уже окончательно. Понятно, что фильм делался почти десять лет и сценарий многократно переписывался по ходу работы, но что получилось – то получилось: «Вий» представляет собой, действительно, диковинное зрелище – громоздкое, переусложненное и откровенно нелепое, с несколькими лишними сюжетными линиями и парадоксальными флешбэками, всплывающими всегда в самые неожиданные моменты. Сюжету остро не хватает логики, поступкам персонажей – внятных мотивировок, а рациональное объяснение чертовщины оказывается настолько неуклюжим, что выглядит «чудесатее» любой фантастики. За каким, скажите, чертом сотнику (Юрий Цурило) понадобилось привлекать к расследованию англичанина? Почему два других бурсака год спустя после происшествия в церкви до сих пор бродят по окрестным лесам, почему они не в бурсе? Почему вообще все персонажи – начиная от Хомы Брута и заканчивая немногословной героиней Агнии Дитковските – делают то, что они делают?

В ответ на миллион «почему» авторы фильма стыдливой скороговоркой бормочут сбивчивые объяснения, отчаянно пытаясь свести концы с концами. Но уже против их воли ревизионистская интерпретация Гоголя оборачивается в «Вие» трамплином для прыжка в шизофренический трип, в чистое зрелище – дикое и смешное, где никакие законы сюжетной логики, конечно же, не действуют. «Вий» интересен уже хотя бы тем, что от него и впрямь не знаешь, чего ожидать: любой персонаж в любой момент может превратиться во что угодно и сделать что угодно – единственно потому, что режиссеру так захотелось и бюджет позволяет. Сидящие за столом казаки неожиданно трансформируются в монстров, галушки (или что там?) оказываются мелкими зубастыми скелетиками, а среди этого мечется (замечательный) Джейсон Флеминг, из последних сил пытаясь сохранить в малороссийской глухомани рациональный взгляд на мир.

Вынужденно играя не по правилам, «Вий» избегает многих ожидаемых клише: Степченко с товарищами искренне пытаются, например, ввести в фильм любовную линию, но не знают, куда её в этой дьявольской карусели можно приткнуть – в результате, она так и висит сбоку, неприкаянная, и почти не мешает. Англичанин вовсе уж неожиданно выглядит не изнеженным рохлей, которого казаки могли бы покровительственно похлопывать по плечу, а нормальным человеком. А когда фильм на одном из крутых поворотов ни с того ни с сего вдруг заносит в антиклерикальный пафос, это становится прям совсем трогательно.

Роман Черкасов