Самару в рамках проекта Комитета гражданских инициатив посетил кандидат политических наук, один из ведущих независимых экспертов в сфере федеральных и региональных выборов Александр Кынев. После выступления с аналитическим докладом перед политтехнологами, журналистами, гражданскими активистами и блогерами региона, известный аналитик ответил на самые актуальные вопросы Дмитрия Лобойко и Сергея Лейбграда непосредственно в редакции ИА  «Засекин».

 

Дмитрий Лобойко (Д.Л.): Александр, вы подготовили довольно-таки большой доклад, где сравниваются регионы по поводу того, насколько честными были выборы, насколько в них много было фальсификаций. Каков же процент фальсификаций на федеральных и региональных выборах последнего времени? То есть сколько голосов на выборах в нашей стране, скажем так, добавляет административный ресурс?

Александр Кынев (А.К.): Одним из проектов Комитета гражданских инициатив был мониторинг региональных выборов, которые проходили в сентябре 2013 года. И Комитет гражданских инициатив вёл такой большой проект, публиковал подробные аналитические доклады. Они, в общем, выложены и доступны. А что касается фальсификаций, это несколько отдельная тема, которой занимаются эксперты, наблюдающие выборы. Что касается узкой темы фальсификаций, то, на самом деле, существуют разные способы, позволяющие оценить объём фальсификаций. Очень часто, особенно в журналистике или блогосфере, есть попытка всё делить на чёрное и белое. То есть одни говорят, что это самые лучшие выборы и что все, кому не нравится, - агенты Госдепа. Другие говорят, что, наоборот, всё плохо, что верить ничему нельзя, что всё абсолютно сфальсифицировано. Но истина, конечно, посередине. Есть разные способы, которые позволяют, даже опираясь на официальные данные, оценивать объёмы возможных искажений. Первая группа - это математическое моделирование с помощью анализа официальной статистики и распределения кривых. Когда распределяются участки по явке, по проценту за кандидатов. Есть определённые формулы, которым подчиняются графики. И на одних и тех же выборах графики партий должны иметь общую формулу. То есть обычно она напоминает некий колокол. Только с разной высотой. Соответственно, если вдруг график одной из партий по распределению оказывается радикально отличающимся от остальных, то это говорит о том, что почему-то вдруг её избиратели вели себя другим образом, чем избиратели других партий, что говорит об аномальности самой процедуры. И вот математическое моделирование позволяет оценить численную разницу расхождения графиков и посчитать корреляцию. Есть известный метод Шпилькина. Он разработал метод оценки на основании кривых Гаусса, метод математического моделирования, за который, кстати, получил премию несколько лет назад. Вклад Шпилькина в том, что он постарался перевести его в числовые показатели, посчитать в абсолютных числах эти искажения, проанализировав корреляцию. По методу Шпилькина, на федеральных выборах 2011 года было около 15 миллионов аномальных голосов от общей явки.

Д.Л.: То есть, переводя в проценты, это порядка 10% от всего населения, даже 12%.

А.К.: 15 миллионов из 70 миллионов избирателей примерно. Вторая группа методов - это анализ протоколов с точки зрения суммирования спецкатегорий голосования, то есть голосования на дому, открепительными... Разница в списках, потому что в начале каждой кампании избирательная комиссия публикует количество избирателей, которые в списках есть. А потом другая цифра появляется в итоговом протоколе. То есть есть эффект раздутия списков...

Сергей Лейбград (С.Л.): Александр, 15 миллионов, в общем, страшное число...

А.К.: Да, согласен с вами... Это огромное число, но на самом деле эти  14-15 миллионов довольно стабильно фигурировали с 2007-го по 2011 год. В 2012 году на выборах президента это число впервые за много лет снизилось и составило не 15, а 11 миллионов. Грубо говоря, на 4 миллиона меньше.

Д.Л.: То есть изменился способ фальсификации?

А.К.: Способ управления выборами, скажем так. Вместо прямых вбросов были максимизированы голосование на дому, голосование по открепительным, эффект раздутия списков. Потому что, скажем, вот сумма спецкатегорий голосования в декабре 2011 года была где-то около 7 миллионов, а уже весной 2012 на выборах президента она составляла почти 10 миллионов. То есть на 3 миллиона больше, чем было в декабре 2011 года...

Есть третья группа методов - это социология. Это когда проводят репрезентативный опрос после выборов, спрашивая людей, за кого они голосовали. Это не exit poll. Exit poll - это опрос на выходе с участков. А вот именно речь идёт о полноценных опросах, когда сравниваются официальные итоги с данными этих опросов, таким образом, значит, сопоставляя степень валидности.

С.Л.: А каков уровень фальсификации по социологическим опросам? 15-20%?..

А.К.: Общероссийских опросов, к сожалению, нет. То есть, скажем, если математическое моделирование и анализ протоколов позволяют посчитать любые выборы - для этого нужны только протоколы и официальные цифры, то соцопросы требуют всё-таки отдельной процедуры. И вот такие опросы проводятся периодически по Москве. То есть, например, по московским выборам. Скажем, Левада-Центр [Внесен(а/о) в реестр иностранных агентов]проводит такие опросы. По Москве по выборам 2011 года эти цифры практически совпадают с методом Шпилькина. То есть метод Шпилькина даёт по Москве разницу 17% между официальными данными и тем, что дало моделирование. А социология показала разницу в 15%...

С.Л.: Вы употребили словосочетание «управление выборами». Мне вспомнилась сурковская «управляемая демократия». Каковы основные тенденции этого управления?

А.К.: По последним выборам, президентским и по выборам мэра Москвы метод Шпилькина показал практически отсутствие фальсификаций. То есть в Москве после скандалов 2011 года серьёзных фальсификаций и на выборах президента, и на выборах мэра Москвы почти не было. Если они были, то были микроскопическими...

С.Л.: В советское время всё сравнивали с 1913 годом. А сейчас изменение выборных тенденций и технологий вы отсчитываете от 2011 года?

А.К.: Всегда меряют некий ряд голосований. То есть в этом смысле - это нормальная электоральная история... Она может быть различной степени глубины. Скажем, если вы занимаетесь электоральной географией, то вы, конечно, смотрите, как меняются регионы - 1993 год, 1995 год, 2009 год... То есть есть свои закономерности в каждом регионе в масштабе страны. И конечно, когда в общей закономерности вдруг происходит что-то аномальное, то это всегда вызывает повышенное внимание: почему вдруг случилось что-то аномальное? Обычно аномалии связаны с фальсификациями...

С.Л.: Можно ли ожидать, что и в регионах выборы могут стать более похожими на выборы, как это случилось в Москве? Или всё-таки это такая форма игры и всегда есть жёсткие ограничительные, сегрегационные меры у власти? И она в любой момент может остановить этот процесс и безнаказанно выйти из него?

А.К.: Выборы бывают очень разными. Конечная степень реальной конкурентности в наших выборах во многом низка, потому что сама система допуска кандидатов, она не очень демократична. Она позволяет зачастую произвольно отсеивать популярных кандидатов...

С.Л.: А каковы объёмы этого отсеивания? Вы ведёте такую статистику?

А.К.: Что далеко ходить? Вспомните скандальные выборы мэра Самары в 2010 году, когда целую группу заметных кандидатов на них не пустили... В условиях недопуска, конечно, сам по себе результат уже получается таким, мягко говоря, ущербным. Ну, а если на это ещё накладываются девиации при голосовании, то, в общем, можно сказать, что кто-то победил, но в условиях, когда в выборах не участвовал популярный человек, можно говорить, что итоги были не очень справедливы. В любом случае, даже когда есть желание и возможность у власти манипулировать выборами, они всё равно, конечно, на власть влияют. Она на них ориентируется, потому что другого способа измерения общественного состояния нет. Вот власть пыталась влиять, убеждать, работать через комиссии, даже заниматься подкупом. Получилось или нет? Ведь очень часто бывает так, что невзирая на все усилия, почему-то не получается. В том же Екатеринбурге на выборах мэра, которые были вместе с выборами в Москве, 8 сентября 2013 года, невзирая на фантастические административные усилия в пользу кандидата от власти Силина, он выборы проиграл. И выбрали Ройзмана, хотя у Ройзмана не было доступа на телевидение, у него не было доступа в административные учреждения. Но тем не менее, Ройзман победил.

С.Л.: Александр, я понимаю, что это уже не совсем ваше пространство, но, на ваш взгляд, если вернуться в самарский регион. Смена господина Артякова на господина Меркушкина - это реакция власти на серию выборов?

А.К.: Я думаю, что это как бы комплексный процесс, где несколько факторов влияли друг на друга. Ну, я думаю, что, с одной стороны, да, это, конечно, не очень удовлетворительные данные выборов, которые были и по Губернской думе, и по Государственной в декабре 2011 года. Это, конечно, определённые конфликты внутри элит, которые, в общем, иногда носят публичный, а иногда не публичный характер. И, конечно, я хочу напомнить, что у нас с декабря 2011 года по конец мая 2012 года двадцать губернаторов было заменено. То есть практически во всех регионах, которые находились внизу турнирной таблицы по голосованию за «Единую Россию»...  Отчасти это было сделано для эффекта снижения раздражения в части регионов в контексте выборов президента. У людей были более позитивные ожидания, что вот пришли новые губернаторы, они будут лучше старых. И, соответственно, чтобы было меньше протестного голосования на выборах президента. Ну, и кроме того, конечно, был ещё второй эффект. Поскольку было объявлено, что будут возвращаться прямые выборы, было известно, что закон вступит в силу в июне. Соответственно, любая замена после июня означала бы тут же досрочные выборы буквально через три-четыре месяца. Тогда часть групп федеральных элит попыталась пролоббировать замену губернаторов в тех регионах с тем, чтобы отодвинуть прямые выборы в этом регионе ещё на пять лет...

С.Л.: Назначение Меркушкина - это реакция в интересах власти, но не в интересах жителей губернии и общества?..

А.К.: Ну, конечно. Это однозначно...

С.Л.: Оцените, пожалуйста, избирательные технологии господина Меркушкина. В декабре 2011 года коммунисты победили в Тольятти на выборах в Госдуму. И это одна из причин ухода Артякова. И вот недавние выборы в Тольятти, где громогласно победила команда Меркушкина при минимальной явке...

А.К.: На самом деле в этом смысле выборы в Тольятти не уникальны. Они очень похожи на базовую технологию власти как раз на выборах 2012-2013 годов, когда после скандалов осени 2011 года, после больших митингов протеста в крупных городах, в первую очередь в Москве, конечно, власть постаралась на выборах использовать более мягкие технологии, заключающиеся в том, что пытаются уже не использовать давление на различные широкие группы избирателей с тем, чтобы принудить их прийти на участки, пытаются делать более мягко. Просто по возможности не напоминать лишний раз о выборах, сдвинуть выборы на неудобную дату, чтобы сама кампания пришлась на лето, чтобы люди занимались дачами, огородами, уехали в отпуск, компанию не видели, не слышали, на участки не ходили. А, соответственно, вместо этого пускай будет не очень большой ресурс тех, кто голосует по приказу, конформистов и тех, кого можно мобилизовать за счёт различного подкупа... Чтобы эти люди в условиях низкой явки составили больший процент тех, кто проголосовал. В этом смысле это был базовый сценарий выборов практически по всей стране. И в Иркутской области, и во Владивостоке. И в Барнауле, и так далее. И сломать его удалось только там, где оппозиция смогла действительно провести качественные боевые кампании, не играть в поддавки, не ходить в администрацию в надежде, что кто-то пообещает какие-то проценты... Это было в Екатеринбурге, мы знаем, это было в Красноярске, это было в Москве, это было в Петрозаводске.

С.Л.: Даже в Ярославле...

А.К.: В Ярославле. Но там это было за год до того. А в Тольятти такой кампании не было. Всё-таки здесь большинство игроков предпочитало играть в поддавки. И, я считаю, на этом и погорело, потому что когда вы играете в поддавки, избиратели это очень хорошо чувствуют и, соответственно, может быть, и могут прийти на участки, но в результате голосуют не за вас...

Д.Л.: А может, некому было играть? Поэтому и поддавки получились?

А.К.: Возможно... Или было некому, или тот, кто мог, почему-то не захотел. Тут, знаете, можно как со стаканом. Для кого-то он наполовину пустой, для кого-то наполовину полный...

Д.Л.: Хорошо, тогда возникает вопрос. Вы сейчас описываете стратегии, какими власть пользовалась последние два года. Сейчас мы вступаем в новый, можно сказать, электоральный цикл, где будут новые выборы, уже будут выборы губернаторов, которых пока ещё, по сути, не было, будут опять выборы региональных Дум и так далее. Стратегия изменится или останется той, которую вы сейчас описали, базовой?

А.К.: Пока стратегия власти инерционная. Более того, поправки, которые она принимает в закон, говорят о том, что сама власть в плену инерции, но это неудивительно. Поскольку бюрократия, она предельно инерционна сама по себе. Бюрократы привыкли действовать очень шаблонно. Они, конечно, пытаются поменять избирательную систему так, чтобы избирательный ресурс этих привычных манипуляций был максимальным. То есть они по-прежнему сохраняют выборы на сентябрь, хотя все понимают, что кампания в условиях сезона летних отпусков - это безумие. Это означает, что делается всё, чтобы люди на участки не ходили. Продолжается тренд на то, что фактически СМИ в массовом порядке вообще отказываются от участия в официальной кампании, не предоставляя кандидатам и партиям эфирного времени. В результате агитация идёт на периферийных телеканалах, у которых маленькая аудитория, в периферийных газетах с низкими тиражами. В результате, если оппозиция хочет чего-то добиваться, она должна не рассчитывать на то, что у неё не будет времени на телевидении. Она должна не рассчитывать на то, что ей дадут площадку в главной областной или в главной городской газете. Она должна выстраивать собственные каналы донесения информации до избирателей, должна идти к избирателям по месту жительства. И только там, где она это делает, она добивается успеха. И здесь выхода никакого нет. Здесь никаких позитивных подвижек быть не может. Никто оппозицию пускать в эфир не будет. Получается, что официально вроде бы телекомпания никому времени не предоставляет, ни одной из партий, но в то же самое время крутит  косвенную агитацию с, поездками губернатора, который посещает стройки, больницы...

С.Л.: Александр, есть техническая сторона. Вы говорили, что если раньше работали через вбросы...

Д.Л.: Через дорисовывание на участке...

А.К.: Ну, сейчас тоже дорисовывают в ряде регионов...

С.Л.: Есть статистика таких вбросов и дорисовываний, с одной стороны, и более фиксируемых технологий, с другой?..

А.К.: Регионы разные. Есть регионы, где оппозиции не было и нет. И там как не стеснялись, так и не стесняются. Есть регионы, где побольше прессы, побольше оппозиции. И там пытаются использовать более тяжело фиксируемые технологии. Поэтому здесь картина в регионах разная. Но всё-таки Самара, я думаю, регион, где хватает активных людей, и всё-таки какая-никакая, как к ней ни относись, всё-таки есть оппозиция. Её здесь точно больше, чем в Мордовии. Однозначно. И больше разного бизнеса. Поэтому вот в Самаре и Тольятти делается ставка на низкую явку, косвенную массовую агитацию, когда никому площадок не дают, но зато везде показывают власть...

С.Л.: Есть и технология манипуляций с количеством избирателей...

А.К.: Явка живая уменьшается. Грубо говоря, вы можете привести, например, мобилизовать 20 тысяч человек. 20 тысяч от 40 тысяч пришедших - это 50% голосов. Если приходит 100 тысяч - это 20%. Вот и вся разница.

Д.Л.: Александр, по анализу ситуации в регионах, насколько оппозиция неподкупна?

А.К.: Я думаю, как любой живой человек. Я думаю, процент ничем не отличается...

С.Л.: Российская и самарская ситуация показывает, что абсолютно подкупна...

Д.Л.: Но можно же сделать вывод, когда, допустим, ЛДПР в одном отдельно взятом регионе вдруг перед самыми выборами снимает всех лидеров списка и идёт серая масса...

А.К.: Да, это было...

Д.Л.: Наверное, как-то замотивировали тех, кто их оттуда выгнал...

А.К.: Каждый может представить это в меру своей испорченности и жизненного опыта...

Д.Л.: Вы говорите, что Самара - это город, в котором оппозиции побольше уж, чем в Мордовии. И побольше, чем, может быть, в ряде других регионов. Но оппозиция - это люди. То есть помимо того, что это вот просто какая-то оппозиционно настроенная масса или какая-то оппозиционно настроенная финансово-промышленная группа, это ещё некий лидер. В Самаре есть такие лидеры или нет? И не проще ли их просто купить, замотивировать каким-то иным образом?

С.Л.: Вы знаете у нас таких лидеров?

А.К.: Вы знаете, я воздержусь от оценки персоналий в Самаре. Я думаю, что я здесь буду некорректен. Мне кажется, что, конечно, какого-то одного общепризнанного лидера оппозиции здесь нет. Всё-таки мне кажется, что здесь пока вот какой-то очень яркой фигуры, чтобы можно было говорить, что вот если сегодня будут выборы губернаторов, то точно совершенно главным конкурентом нынешнего главы будет, условно говоря, Иванов, и вот мы его знаем. Ну, как было с Навальным в Москве, допустим. Все смотрели - Навальный или Прохоров. Здесь такого человека пока нет...

Д.Л.: Сейчас хотят вернуть кандидата «против всех», строчку «против всех»...

А.К.: Кандидат «против всех» - это специфическая графа, которая, скажем так, играет по-разному при голосовании, может по-разному играть даже на выборах по округам...

Д.Л.: Зачем её возвращают? Явно же есть какая-то манипуляция. Не будет же власть просто так возвращать...

А.К.: Что касается графы «против всех», то её возвращают, конечно, в основном, ради выборов по спискам. Потому что она играет роль спойлера. То есть когда вы голосуете против всех, вам кажется, что вы голосуете против системы, а на самом деле фактически по методике распределения мандатов, когда вы голосуете против всех по партийным спискам, фактически ваши голоса уходят победителю. Это означает, что вы соглашаетесь по факту с тем, как распределилось базовое голосование... Допустим, вы могли бы проголосовать за кого-то из оппонентов. И у тех была бы больше доля. А голосуя против всех, никто больше не получает, но есть шанс на то, что, скажем, какая-нибудь из оппозиционных партий не пройдёт барьер. Это означает, что власть получит за счёт этого бонус. А когда вы голосуете, скажем, на выборах, допустим, мэра... Выборы мэра - это система относительного большинства. Побеждает обычно человек, который занял первое место. Даже с перевесом в один голос. Соответственно, лишняя графа протестная, она тоже распыляет голоса и ведёт к тому, что повышаются шансы на победу у власти. А вот если выборы в два тура, то здесь уже работает другая логика. Потому что, когда выборы двухтуровые, в первом туре нужно набрать 50%. И вот здесь графа «против всех» может немножко повысить явку за счёт того, что есть люди, которые специально приходят на выборы ради этой графы. Их не очень много, но они есть. За счёт этого явка может немножко повыситься. И, таким образом, победителю может не хватить до 50%. И тогда уже во второй тур выходят только два кандидата. И происходит объединение всех остальных недовольных вокруг одного единственного оппозиционера, который вышел во второй тур. Поэтому вот если по партийным спискам и в системе одного тура графа «против всех» работает против оппозиции, то в системе выборов в два тура графа «против всех» работает скорее против власти. Именно поэтому, что интересно, этот закон, принятый Госдумой, не предусматривает графы «против всех» на выборах президента и, скорее всего, мы не увидим её на выборах губернаторов.

Д.Л.: То есть иными словами графа «против всех» играет на власть, когда речь идёт о выборах партий, и против власти, когда речь идёт о выборах персоналий, то есть мэра...

А.К.: На выборах персоналий только в два тура... Это выборы губернаторов и выборы президента...

Д.Л.: И мэра, наверное...

А.К.: Мэры - по-разному. Это решает каждый регион... В Самарской области выборы однотуровые. Однотуровые, насколько я знаю, сейчас везде...

Д.Л.: Нет, двухтуровые в Самаре...

А.К.: Не знал... Потому что большинство регионов в последний год отменяли двухтуровые выборы.

Д.Л.: Александр, мне кажется, вы сейчас подали идею нашему губернатору...

А.К.: Да, к примеру, в Новосибирске в прошлом году поменяли Устав, теперь там выборы в один тур. А что касается губернаторов, здесь решает уже не регион. По губернаторам - это федеральный закон. Он носит обязательный характер. И здесь только выборы по нынешнему закону...

С.Л.: Александр, два года действовал принцип «голосуй за кого угодно, только не за партию власти»...

А.К.: «Голосуй за любую другую партию»...

С.Л.: Теперь власть сделала так, чтобы недовольные избиратели голосовали за кандидата «против всех» вместо другой, хотя бы отчасти оппозиционной партии. Александр, вы долгое время были экспертом ассоциации «Голос». [Внесен(а/о) в реестр иностранных агентов]..

А.К.: Да, я руководил аналитическим отделом. Обобщающие доклады по мониторингу выборов 2006-2011 годов, в основном, готовились с моим прямым участием.

С.Л.: Хакеры - антихакеры, вирусы - антивирусы... Скажите, а каковы технологии по предотвращению манипуляций и фальсификаций?

А.К.: Главный способ борьбы - это максимальная открытость. То есть делать всё, чтобы информация о нарушениях была доступна максимально широкому кругу избирателей. И подавать её так, чтобы люди поняли. То есть не подавать её сложным языком. Почему, например, такая истерика была осенью 2011 года по поводу проекта карты нарушений, когда в режиме online все поступающие сообщения наносились на карту, и люди просто видели, как выглядит картинка? То есть, можно было методом клика нажать, посмотреть, что происходит в регионе. Это было настолько просто, и понятно, и абсолютно аргументировано, что, конечно, это вот вызвало очень негативную реакцию власти. «Голос», например, очень много сделал для того, чтобы сообщение о нарушениях было не просто сообщением. Чтобы это были доказательства. Чтобы по возможности это была фото- и видеосъёмка, аудиозапись. Чтобы это были документы. Чтобы ни у кого не было никаких сомнений. И вот как раз борьба с «Голосом», она, на мой взгляд, была следствием того, что «Голос» добился максимальной эффективности именно с точки зрения доказательства тех массовых нарушений, которые осенью 2011 года были. И при всех разговорах, которые там были, от разных лиц, что вот на каких-то конспиративных квартирах кто-то снимает какие-то постановочные ролики... Ни один документ, опубликованный в рамках проекта мониторинга выборов ассоциацией «Голос», юридически опровергнут не был, ни один иск подан не был по поводу этих роликов, которые размещались в YouTube, сейчас они висят. И по поводу тех материалов, которые там размещались...

Д.Л.: Вот «Голос», понятно, - это была такая кость в горле. Сейчас с «Голосом» как бы непонятная ситуация. То ли он есть, то ли его нет. Но «Голос» стал одной из тех организаций, которые получили президентский грант...

А.К.: Ну, я не работаю в «Голосе»... По поводу нынешнего финансирования нужно обращаться в организацию...

Д.Л.: У меня складывается впечатление, что это вот метод тех самых крепких объятий, о которых вы сегодня говорили на «круглом столе». Когда человека или организацию обнимают, так приближают максимально близко и душат в этих объятьях. Вот у меня складывается впечатление, что ассоциацию «Голос» таким способом, давая деньги из бюджета, пытаются придушить. У вас нет такого ощущения?

А.К.: Я думаю, возможно, они этого хотят. Но я думаю, что с ассоциацией «Голос» это не получится. Я очень хорошо знаю людей, которые в ней работают. Я их очень уважаю. Я считаю, что они делают абсолютно благородное дело. Потому что если бы у них не было определённых убеждений, ради которых они этим делом занимаются, они бы давным-давно ушли в другие вещи. Потому что, с точки зрения личной жизни, это ничего, кроме неприятностей, не сулит. Потому что в результате вы находитесь под постоянным колпаком наших самых разных товарищей - и апологетов власти, и всевозможных структур, которые используют, в том числе, иногда и полукриминальные методы борьбы. Денег вы там не заработаете. Все бюджеты всегда публиковались. Львиная доля их всегда уходила на аренду помещений. Зарплат никогда не было...

Д.Л.: Вы приводили в пример ряд регионов, где власть боролась с экологическими активистами, которые потенциально могут составить конкуренцию даже на выборах, потому что за ними есть, действительно, какая-то электоральная база...

А.К.: Да, и, по социологии, люди относятся очень позитивно к экологической тематике...

Д.Л.: Власть стала бороться с экологами поэтому. Но вот власть активно взялась за борьбу с ЛГБТ-сообществом ["Международное движение ЛГБТ" признано экстремистским в России и запрещено. Хотя юридически единого движения ЛГБТ не существует, фактически под статьи об экстремизме могут подпадать любые организации и физические лица соответствующего профиля], с гомосексуалистами... Вряд ли власть видит какую-то мощную электоральную базу здесь...

А.К.: Это другая история немножко...

Д.Л.: В Самаре есть целый набор людей, так называемый пул блогеров, который оплачивается из средств областного бюджета, из средств городского бюджета. И вот эти блогеры формируют общественное мнение и слишком много времени уделяют ЛГБТ...

С.Л.: Это ведь тоже укладывается в рамки предвыборных технологий и уничижения оппозиции...

Д.Л.: Точнее, так называемые блогеры пытаются заменить собой общественное мнение. То есть они берут каких-то персонажей, неудобных власти. И пытаются приклеить к ним такой ЛГБТ-маркер... В чём смысл?

А.К.: Смысл? Здесь он очень простой. Поскольку общая стратегия - это низкая явка... Одновременно с этим делается всё, чтобы по возможности деморализовать избирателей, показать, что голосовать не за кого, что все вокруг плохие, что власть, может быть, не очень хорошая, но голосовать же не за кого. И в этом смысле они стараются ориентироваться на то, что, как им кажется, на что реагируют массы, общественное мнение. Поэтому пытаются, насколько возможно, создать у обывателя максимально негативный, радикальный образ оппозиции. О том, что это кощунники, иностранные агенты, гомосексуалисты... Да и всё на свете туда добавляется. И поэтому, если ты оппозиционер, то ты обязательно человек какой-то вот ориентации, которая не нравится большинству, ты обязательно выступаешь с какими-то людоедскими идеями. То есть это попытка смены дискурса. То есть вместо того, чтобы говорить о коррупции, вместо того чтобы говорить, например, о нарушениях в сфере ЖКХ, вместо того, чтобы говорить о высоких тарифах - власть пытается замусолить базовую электоральную тематику скандальными разговорами, которые отвлекают внимание от неудобных для власти тем, а с другой стороны делается попытка таким образом привязать оппозицию к каким-то таблоидным вещам... Для власти лучше, чтобы при всей риторике и разговорах с пеной у рта по поводу каких-то скандальных тем про коррупцию вообще забыли. Для власти главное, чтобы слово «жулик» вообще не звучало ни в каком контексте. Чтобы вообще забыли... Как сейчас с Олимпиадой. Ну, как же можно? Это же Олимпиада! Не важно, что было - болеем за своих!..

С.Л.: Александр, продолжая этот отчасти ирреальный дискурс. На ваш взгляд, смена власти или значимые изменения во власти могут произойти у нас по итогам выборов или в результате реакции населения, избирателей на фальсификации этих выборов?..

Д.Л.: Или не могут?..

А.К.: Не знаю. Не готов ответить. В России, в основном, перемены происходили вначале внутри самой власти...

Д.Л.: То есть, подводя итоги - власть боится высокой явки...

А.К.: Сегодня точно...

Д.Л.: Риторики о коррупции, ворах и жуликах...

А.К.: Боится...

С.Л.: И экологии, и лидеров...

Д.Л.: И ярких политических лидеров. Чего она ещё боится?

А.К.: Власть боится всего, что не подконтрольно. То есть она боится любых людей, которые не бегают в кабинеты и не согласовывают каждый чих. Тех людей, которые могут принимать самостоятельные, независимые от неё решения...

Д.Л.: Очень многие говорят, что после Олимпиады начнут закручивать гайки... Как вы думаете, гайки закручивать будут?

А.К.: Я воздержусь от ответа на этот вопрос.

С.Л.: Выборы мэра Москвы с участием Навального всё-таки стали некоторым сигналом и для власти, и для оппозиции. Выборы в Московскую городскую думу пройдут уже после Олимпиады. В ситуации ожидания очередных заморозков. Насколько эти выборы будут важными, показательными и конкурентными?

А.К.: Я думаю, они будут очень показательными. Потому что это как раз тест. Потому что если будет жёсткий сценарий, то он будет, в том числе, на московских выборах. А мы ведь понимаем, что Москва - это очень специфический город. Во всяком случае, после 2011 года. Года с очень сильно взбудораженным общественным мнением. И то, что там происходит перед людьми каждый день, ничего не значит. Это ситуация такого, скажем, горячего супа на медленном огне. Как только вы его поднимите, он моментально, резко закипит. И выльется через край. То есть ситуация в городе очень напряжённая. Протест никуда не делся. Он такой спящий, выжидательный. То есть вдруг будут происходить некие девиантные события, в общем, это очень опасная игра. Поэтому посмотрим, как власть оценивает ситуацию. В этом смысле это тест для всех. Всем интересно...

С.Л.: Раскол ПАРНАСа выгоден власти, мог быть ей опосредованно инспирирован? Ведь именно это партия юридически легитимизирует Навального...

А.К.: Есть и другие юридические площадки... Есть партия «Демократический выбор» Владимира Милова. [Внесен(а/о) в реестр иностранных агентов] Она тоже имеет право выдвигать кандидатов. Есть «Альянс зелёных», в который вошли, например, Гудковы - Геннадий и Дмитрий. То есть нельзя сказать, что ПАРНАС уж сосем единственная альтернатива. Она, может быть, для многих наиболее удобная. Потому что она наиболее радикально оппозиционна из остальных. Но, в принципе, другие площадки тоже есть. То есть нельзя сказать, что это последний шанс. Но он очень важный...

С.Л.: Рыжков ушёл именно потому, что в данном случае он пошёл на какой-то компромисс с властью?..

А.К.: Я так не считаю. Я, если вы видели мои статьи, интервью на эту тему, считаю, что всё-таки это сложный процесс. Главная причина носит внутренний характер. Понятно, что разные лидеры с разными амбициями, действительно, внутри всё было очень непросто. Лидеры пытались какое-то время как-то уживаться, но в какой-то момент, видимо, дальнейшее сотрудничество внутри было очень сложным. Тем более что в либеральных партиях всегда очень тяжело соблюсти такие сложные конфигурации. Но власть, конечно, как может, пытается этому помогать, способствовать, подзуживать, где-то что-то кому-то подбрасывать. То есть здесь базовые причины внутренние, но они дополняются внешним желанием расколу помочь. Неслучайно, что одновременно на всяких разных Интернет-ресурсах появились провокации... Я знаю, что у Рыжкова нет Twitter'a, он его не ведёт принципиально. У него Twitter'a нет. Но есть некий Twitter, который объявляет что-то от лица Рыжкова... Не имеющий к нему никакого отношения. Там, например, появляются некие записи, которые потом некоторые кремлёвские СМИ сообщают, как заявления Рыжкова. Нет у Рыжкова Twitter'a...

С.Л.: И предпоследний вопрос. Давайте вернёмся в наш регион. Меркушкин пришёл, чтобы изменить электоральные настроения и выполнить задание Путина, организовав подготовку ко второму Сочи, то есть к чемпионату мира по футболу. Имеет ли смысл для Меркушкина пойти на выборы губернатора уже в этом году, в ближайшее время?..

А.К.: Мы пытаемся анализировать тот процесс, который происходит, когда у нас есть некие цифры и данные. Всё, что касается согласований, сроков выборов, это кулуарный процесс, который решается в кремлёвских кабинетах. Решение принимается в Москве. Поэтому решение будет приниматься не в Самаре.

С.Л.: На кого сейчас играет время?..

А.К.: Я думаю, что время, конечно, играет против любого губернатора, потому что в целом большинство прогнозов довольно пессимистично. Прежде всего, с точки зрения социально-экономической ситуации. В общем, будущее - оно вообще очень-очень тревожное. Поэтому здесь есть и плюсы, и минусы. Плюс заключается в том, что лучше не раскачивать ситуацию, потому что выборы - это всегда раскачка, это всегда турбулентность некоторая, это риск скандалов, провокаций, чёрного пиара, который может выплыть среди любой недовольной, возможно, элитной группы, которая может публично не конфликтовать, но готова погадить и максимально ослабить игрока. Я думаю, что при том, что вот этих публичных конфликтов мы не видим, наверняка есть силы, которые прямыми выборами готовы воспользоваться и вбросить какие-то материалы, направленные против главы региона. В этом смысле - это риск раскачать стабильную ситуацию. Но в случае выигрыша вы получаете ещё целый мандат. Ещё там пять лет можно спокойно регионом руководить. В другом варианте вы ничего не раскачиваете, вы спокойно досиживаете мандат до конца, но тогда есть некий риск, что вы становитесь заложником конъюнктуры. И кто знает, когда у вас полномочия будут кончаться, выиграете вы или нет. Скажем, например, вот Собянин в Москве - это большой вопрос, выиграл он или нет однозначно выборы прошлого года. Вроде бы да, он продлил ещё на пять лет своё мэрство. Но, однако, выборы прошли для него крайне неудачно, он настолько неубедительно на них победил, что считать его триумфатором после этих выборов - большая натяжка. То есть он победил на выборах, но масса людей до конца не уверена, должен был быть второй тур или нет... То есть, считать его сильным мэром в этом смысле тоже тяжело. Хотя срок он продлил, формально статус его пролонгирован...

С.Л.: Но большей легитимности он не получил...

А.К.: Да. Если кто-то рассчитывал на триумфальную победу, то вместо триумфальной получилась победа, высосанная из пальца, очень натянутая...

Д.Л.: И, наверное, самый последний вопрос. Наш губернатор Николай Иванович Меркушкин затеял реформу местного самоуправления. И стал говорить, что хорошо бы на время всенародные выборов отменить. И в Самаре, и в Тольятти выборы как-то не очень сильно нужны. И преподносится это как некий пилотный проект федеральной реформы местного самоуправления...

С.Л.: По включению режима ручного управления...

А.К.: Не может быть никакого пилотного региона в условиях, когда самого закона о реформе МСУ не существует. Даже пока в виде проекта. Есть отдельные разговоры, которые встречают очень негативную реакцию. Практически все существующие организации, занимающиеся темой МСУ, высказали крайне негативное отношение к той реформе, которая озвучивалась в начале декабря. Хочу напомнить, что сама реформа даже у инициаторов была обозначена в виде нескольких альтернативных вариантов, даже у них нет никакого доминирующего сценария, который бы они предлагали. Пока это всё в гигантском тумане. Как это будет прописано, никто не понимает. Более того, учитывая массу негативных факторов, важно учитывать ещё и очень негативное мнение, в том числе, и экономистов. Это означает юридически, что нужно выходить на референдумы. Любые выборы, любая процедура электоральная - это зона риска, где может выплыть всё что угодно. Нужно провести референдумы по всей стране в каждом городе и в каждом районе. Это несколько тысяч референдумов...

С.Л.: Да, но Меркушкин отменяет выборы и без этого, вводя институт сити-менеджеров...

А.К.: То, что происходит, никакого отношения к этой реформе не имеет. Потому что замена выборов главы администрации населением сити-менеджером, нанимаемым по контракту, - это не реформа МСУ, это схема, которая существует давно и о которой, скажем, очень много раз уже высказывалась негативная оценка. Более того, есть же даже официальная позиции минрегиона. Бывший министр регионального развития Басаргин...

Д.Л.: Так он же бывший...

А.К.: Ну и что? Ну, какая разница? Он же не в опале. Он сейчас губернатор одного из крупнейших регионов - Пермского края. Его заявление минрегион не дезавуировал. Было публично заявлено, что схема сити-менеджеров неэффективна. Она ведёт к конфликтам на региональном уровне, она рассредоточивает ответственность, и получается ситуация семи нянек и дитяти без глаза...

Д.Л.: Это у Басаргина неэффективно, а у Меркушкина - эффективно...

А.К.: Ну, одновременно с этим ряд регионов возвращает прямые выборы мэров. Например, скажем, в Иркутской области муниципалитеты возвращаются к прямым выборам. Ну, то есть здесь, видимо, просто-напросто реализуется сценарий, который до этого был реализован в Мордовии. Каждый делает то, что ему представляется нужным. Ну, никто никого не слушает. Это говорит лишний раз просто-напросто о том, что здесь попытка любой ценой поставить под контроль какие-то ресурсы. Чтобы на какой-то конкретный период были посажены свои люди. Она первична. Анализ того, к чему это приведёт завтра, будет ли это эффективно, неэффективно, вторичен. Всё остальное - это демагогия...

Беседовали Сергей Лейбград и Дмитрий Лобойко