- Олег Константинович, почему вы решили возвратиться на сцену именно со спектаклем, поставленным по роману Саши Соколова?

- Я не планировал, получилось спонтанно и случайно. Это всё режиссёр Юрий Андреевич Васильев. Мы с ним встретились, и первым, о чем он спросил, было: «Какой моноспектакль репетируешь?». Я говорю: «Юрий Андреевич, какой моноспектакль, я же парализован на одну сторону». Он говорит: «Разговариваешь же ты нормально? Я говорю: «Да, разговариваю нормально». Он в ответ: «Ну и всё, тогда надо репетировать». Я спрашиваю: «А что, а как»? Он отвечает: «Сашу Соколова, "Школу для дураков", знаешь»? Я говорю: «Нет». И мне тут же девчонки из отдела кадров нашли текст в интернете, скачали, распечатали. Юрий Андреевич говорит, мол, читай и мне звякнешь, как прочтёшь. Я прочёл, позвонил, он спрашивает: «Ну как»? Я говорю: «Симпатично». Васильев спрашивает: «Будем делать?» Я говорю: «Будем, но с кем, с каким режиссёром?». А он отвечает: «Да любой режиссёр загорится таким материалом». И я ляпнул от балды, мол, а давайте с вами! И он говорит: «Давай». Вот так и получилось.

Я совершенно не понимал: а как мы будем репетировать? Он в Питере живёт и работает. Одно меня утешало: я знаю, что он каждый год приезжает и проводит мастер-классы с нашими студентами. Но всё равно это мизерное количество времени для моноспектакля. Еще сложность состояла в том, что у текста нет сюжетной линии, только поток сознания. Безумно красивый, шикарный, но поток сознания. И когда меня иногда спрашивают: «Как ты это учил?», то я отвечаю:  «Как песню». Потому что какие-то вещи я запоминал чисто фонетически. Текст «Школы для дураков» переливается, журчит, как вода. «Ветка там, за окном, в доме том, о ком, о чём, о ветке ветлы, о ветре… Тарарам-трам-ваи-аи-вечер добрый…» Это как песня, как музыка.

- Насколько сейчас важно ставить спектакли по Саше Соколову, учитывая его трепетное отношение к языку и то место, которое он занимает в русской литературе? Вот такое чистое искусство – насколько сейчас нужно, чтобы его услышали?

- Темы, которые он поднимает, вечные. Сейчас наиболее важным мне кажется язык. Мы уничтожаем его. Американцы уже уничтожили английский язык, упростив его. Почему англичане не любят американскую речь? Потому что она потеряла ту красоту фонетики, которую имела. Вы знаете, я однажды был на фестивале моноспектаклей, тогда я очень много ездил со спектаклем «До третьих петухов» по Шукшину. И на этом фестивале я видел моноспектакль англичанина, из Королевского шекспировского театра. Тогда я услышал настоящую английскую речь. Вы не представляете, какая она красивая. Причем я учил французский язык, поэтому не понимал ни слова. Но я сидел и слушал музыку. Это так здорово. Я никогда не слушал так. И то же самое с  нашим языком. Наш язык безумно прекрасен, неимоверно красив. А сейчас идёт какой-то процесс его американизации и упрощения.

А если говорить о Саше Соколове… О «Школе для дураков» хорошо отозвался Набоков.  А уж услышать лестное слово от такого писателя, как Набоков…  И если о красоте языка говорит Набоков, человек, который даже о великих не отзывался благосклонно…  Мне кажется, это очень важно и нужно сейчас. Мы должны научиться любить нашу речь и наш язык.

- Как вам реакция самарской публики на премьеру?

- Честно говоря, я вообще боялся, что его не будут смотреть. Я супруге своей читал, вот здесь, на кухне. Сел на кухне, а она стоит и моет посуду. И вдруг через десять минут она поворачивается и говорит: «Олег, я сейчас в тебя чем-нибудь брошу. Я ничего не понимаю». И только потом, когда она посмотрела спектакль, то сказала: «С ума сойти, так всё понятно». А мой друг, бывший актёр нашего театра драматург Герман Греков, очень эрудированный и грамотный человек, сказал: «Олег, ты знаешь, что Эдуард Лимонов, друг Саши Соколова, честно признаётся, что ни одну сашину прозу не дочитал до конца». Он тоже посмотрел и говорит: «Это поразительно, Олег, из такого материала сделать столь понятную человеческую историю». В Самаре, честно говоря, я с опаской играл. Боялся, но, как оказалось, зря. Моя однокурсница, смотря спектакль, плакала и не могла понять почему, не могла остановиться. Это на каком-то неосознанном, на подсознательном уровне.

- Вы говорите, однокурсница плакала, но меня удивило, что зал, напротив, смеялся. Ведь в «Школе для дураков» нет ну ровным счётом ничего смешного…

- Это нормально. В то время, когда Саша Соколов писал роман, было страшно. И прекрасно, что сейчас люди смеются. Они не понимают того ужаса. Они относятся к написанному как к абсурду. Так и нужно. Потому что это действительно абсурд. Другое дело, это не было бы смешно, если бы не было так страшно. Вы, естественно, это понимаете, и я понимаю. Но как артист, честно скажу, что мы с Юрием Андреевичем специально добавили туда юмора для того, чтобы это ощущение абсурда усилить.

- Последний сборник Саши Соколова вышел году в 2011, и всё, он замолчал. В одном из интервью он говорил, что не хочет писать для широкого читателя. Он сказал: «Крысиные гонки - не моя чашка чая». Литература и искусство сейчас должны быть камерными, рассчитанными на единиц? Такое частное, краткое высказывание?

- Я с ним не согласен, но он имеет на это полное право. Я сейчас после инсульта его понимаю. Я всегда очень честно относился к своей работе. По крайне мере, старался. И я всегда хотел делать больше и  больше. Но, не смотря на это «больше», я всегда хотел сделать всё качественно. А теперь я понял, что не надо больше, надо лучше. Саша Соколов, Бунин и всё. Но зато такое, чтобы осталось в памяти, чтобы на века. Чтобы получилось то, о чём хочется сейчас кричать.

- Какие ощущения, когда вы ставите моноспектакль? Как вам удаётся уложить в себе всех этих персонажей?

- Это и  тяжело и легко. Тяжело, потому что некому помочь, и легко, потому что никто не мешает. Но это я шучу, конечно. В моноспектакле очень много личностного. У тебя уже нет возможности спрятаться за каким-то сюжетом. От своего первого моноспектакля «До третьих петухов» я поначалу отказался. Режиссёр, Олег Скивко, меня спрашивает: «Почему?» Я ему тогда ответил, что для моноспектакля нужно либо быть такой личностью, чтобы людям было не скучно смотреть на тебя в течение полутора часов, либо нужно быть профессионалом, который сможет держать внимание зрителей. Ни тем, ни другим, я себя пока не считаю. А он мне ответил: «Не волнуйся, это будет не моноспектакль, а полноценный спектакль с множеством действующих лиц». И действительно, Шукшин был сделан именно так, масочно. Там было больше буффонады, игры. «Холстомер» уже получился более личностным, с меньшим количеством масок. А «Пришли те, кто пришли» – это уже моноспектакль в классическом понимании этого слова.

-  Что, наш взгляд, сейчас происходит интересного в самарской театральной жизни? Она вообще есть?

- Идёт нормальный процесс. Например, к «Гамлету» в СамАрте можно по-разному относиться, принимать его или нет, но это событие.  Перед тем, как пойти на спектакль, я слышал кардинально противоположные мнения. От ненависти, скрежета зубов и желваков на лице, до падания на спину, дрыгания ножками и криков «это гениально!» Ни того, ни другого я не увидел. Да, я увидел спектакль. Я понял, что режиссёр мне предлагает. В каких-то вещах я даже ему благодарен. Обычно я смотрел на различных «Гамлетов» и думал, что же они все так кричат: «Гамлет! Гамлет! Положительный герой!». Просто ходит мясник, который «мочит» всех подряд. И Правдин смог показать, почему Гамлет именно вот такой мясник. Потому что в него вселился бес. И он у него не положительный герой. Когда изгоняют дьявола, это выглядит именно так. Он уже несёт вокруг только разрушение.

Я очень люблю СамАрт, он движется в хорошем направлении и не случайно вошёл в двадцатку лучших театров России. Я рад, что и в Драме, наконец, стали появляться не только одни комедии. Политика в театре меняется. Хотя я понимаю, что комедии были неспроста. Раньше Гвоздков говорил, что время тяжелое и надо выживать. Сейчас этот период прошёл. Появился, например, спектакль «Август: графство Оссейдж». И пьеса потрясающая, и спектакль получился во всех смыслах очень симпатичный. Сейчас «Варваров» ставят. И это тоже говорит том, что политика меняется. Вот Вячеслав Алексеевич взял Сашу Соколова. Хотя он сам честно признавался и говорил что, мол, я всю эту бредятину не воспринимаю. А потом рассказывал, что пришёл на спектакль, сел и весь спектакль проплакал. Он говорил: «Спасибо вам, вы для меня всё изменили. Я думал, это такое позёрство». Я сейчас отстранённо говорю, не как о себе. Мне кажется, что спектакль получился достойным того, чтобы украсить афишу. Комедий уже хватит.

- Но комедий в театре драмы всё равно засилье …

- От этого никуда не деться. Гвоздков старается, чтобы артисты не бедствовали. Потому что театр всегда был бюджетной организацией с нищенскими зарплатами. Он хоть как-то его поддерживает, но, к сожалению, большинство ходит именно развлекаться. Одна девушка, художница, увидела «Холстомера» и спрашивает: «Скажите, почему вы играете его в зале на 50 мест?» Я говорю, «Потому что не так много людей, которые хотят это смотреть»

- Какие спектакли зрителям ждать после Саши Соколова?

- Вчера была премьера спектакля «Опавшие листья» по Бунину. Это ещё один спектакль, который выравнивает репертуарный баланс в театре. Спектакль поставлен по рассказам Бунина, запискам Савинкова, песням Вертинского, стихам Ахматовой и Гиппиус. Это история любви выброшенных из страны людей. Приходите обязательно. Следующий спектакль состоится 7 мая.

- Спасибо, обязательно приду. А кто из современных литераторов вам сейчас близок?

- Герман Греков, он мой друг, я играю в одном его спектакле «Необычайные приключения Юли и Наташи». Это история о том, как две девочки 13-14 лет продают души дьяволу. И эта тема, которая меня сейчас очень волнует. 30 серебряников, за которые люди продают душу, не понимая, что же за этим последует. Понимаете? Продажа души – это не только подписание контракта. Контракт – это эффектная выдумка литераторов, антураж. А самое главное – это желание. Это то, что сейчас происходит на Украине. Когда мне знакомые говорят про первый Майдан, то рассказывают, как они всей семьёй ходили туда, как на работу. Потому что каждому платили по 200 гривен. Только они не понимают, что за эти 200 гривен будут пожинать потом. Поэтому вот такая продажа – это не только тема двух героинь Грекова, а вообще людей. Я могу понять людей, которые бедствуют. Всё могу понять, но я всегда говорил: подумай, что это может за собой повлечь. Бесследно никогда ничего не проходит.

- А вы сами как оцениваете события на Украине?

- Я положительно отношусь к присоединению Крыма. Не будь его, сейчас в Крыму было бы то же самое, что и в Славянске, а, может быть, и круче. Честно скажу, украинские власти, конечно, лоханулись. Они не думали, что всё так быстро и организовано произойдёт. Севастополь – это стратегический объект. Если бы мы не присоединили Крым, то туда бы вошло НАТО. Поэтому всё сделали очень грамотно, абсолютно правильно. В этом вопросе я с Путиным абсолютно согласен. Когда его обвиняют в агрессии, то он отвечает: ну, замечательно, побольше бы таких агрессий, без единого выстрела.

- Насколько, с вашей точки зрения, театр сейчас ощущает серьёзное политическое и идеологическое давление? Если вспомнить, например, историю с Кириллом Серебренниковым?

- Я, наоборот, за то, чтобы ввести цензуру. Потому что отовсюду выливается огромное количество помоев. И со сцены, и с экрана. Другое дело, какую именно цензуру. Стоит только заговорить о цензуре, так всех будут ровнять под одну гребёнку. Вот нам дали свободу. Но свобода – это не вседозволенность. А её восприняли именно так. И когда Серебренников начинает топтаться на каких-то христианских ценностях, то я этого терпеть не могу. Я за такой театр, как театр Фоменко. Нужно раскрывать суть так, чтобы это было интересно. Не с помощью эпатажа или пиара. Не соревнуясь, кто больше поглумится, а  попытаться заглянуть внутрь и раскрыть глубину материла. Театр драмы ничем подобным не занимается, поэтому мы и не испытываем никакого давления. А что касается свободы слова, то никто никому ничего не запрещает. Мне ещё точно никто ничего не запретил.

- Из последних кинофильмов были ли такие, которые вас впечатлили?

- Я посмотрел «Географ глобус пропил». И я так порадовался. Потому что Виктор Зилов из «Утиной охоты» – это уже не герой нашего времени, Печорин и персонаж Янковского из «Полёта во сне и наяву» – тоже. А вот Иванов предложил совершенно замечательного героя нашего времени.

- Вы думаете, что именно нашего времени?

- Я про себя говорю, про человека своего возраста. Этого героя он очень точно подобрал. Это интеллигенция, которую не оценили, и поэтому она спилась. Это человек талантливый, но он не нужен государству. И очень много людей оказалось именно в  такой ситуации. И в этом трагедия. У нас в спектакле «До третьих петухов» был персонаж Медведь. В итоге он не смог справиться и спился от бессилия. Не смог выбраться из-под пресса и ушёл в слабость.  Очень много людей спивается именно от бессилия.

- Сегодняшний герой бессильный, растерянный и спивающийся?

- У меня нет этого ощущения. У меня другая жизненная позиция. Я вижу, что если ты хочешь, делаешь какие-то шаги, то обязательно своего добьёшься. И жизнь к тебе обязательно повернётся. И это не громкие слова, а формула, которая работает. Если ты искренне хочешь, то всё будет.

Беседовала Мария Осина