Гравюры привезла компания «Артгит», которая уже не раз привозила в Самару офорты и линогравюры Гойи, Дали и Пикассо, и каждый раз образованная публика скептически относится к подлинности работ. Однако дело в том, что гравюра – это вещь, которая по сути своей предназначена для печати, ее основу могли сделать сто лет назад, а допечатать хоть в прошлом году. А потому выставка гравюр – это, так или иначе, всегда выставка репродукций, и ауры подлинности, подлинной авторской руки, там быть и не должно, тем более, что художники обычно свои гравюры сами не печатали. Организаторы выставки, конечно, как могли, добавили «аутентичности», указав на этикетках не только художников, но и граверов, тех, кто сделал тот или иной отпечаток. Тем не менее, отпечаток остается отпечатком, и больше солидности выставке добавляют вовсе не сертификаты подлинности, а два старинных фолианта той самой «Библии Маклина», для которой и изготавливались выставленные работы.

Пресс-релиз выставки с упоением рассказывает о том, какое уникальное издание было задумано Томасом Маклиным в конце XVIII века, каких именитых художников он привлек для иллюстрирования своей Библии и что подписчиками на нее были все члены английской королевской семьи. Список привлеченных Маклиным именитых художников по большей части состоит из неизвестных русскому зрителю имен. Но пара авторов – таких как Джошуа Рейнолдс (чьи работы есть в Эрмитаже) и Генри Фюзели, более известный в русской транскрипции как Фюсли, автор культовой картины эпохи романтизма «Ночной кошмар» – заставляют любителя живописи навострить свой взгляд.

Но даже при внимательном рассмотрении оказывается, что иллюстрации мало отличаются друг от друга по технике и стилю исполнения. И если вы захотите, не читая этикеток, определить, какая из работ талантливее, вам это вряд ли удастся. Может быть, это говорит о том, что оформление Библии сродни иконописи, и жестко подчинено жестким канонам, которые связывают руки художникам. А может, дело в том, что английское искусство как таковое обрело свои характерные национальные черты только в XIX веке, а до того парадные портреты Гейнсборо или, например, сатира Хогарта вряд ли могли дать пищу иллюстраторам Библии.

В качестве фона для экспозиции организаторы развесили многократно увеличенные гравюры Густава Доре, также иллюстрировавшего Библию, и очевидно, что по экспрессии французский художник намного впереди своих английских коллег. Видно это уже в том, что он вводит в свои гравюры глубину: Бог у него не в вышине, а в глубине, в разверстой дали. У англичан глубины нет, все, что происходит, происходит на переднем плане, а от классицизма они усвоили, что небо – это занавеска: есть верх и низ, а перспектива в книжном оформлении неуместна. В итоге эти работы имеют свою определенную изюминку – глухой задник.

Но зато герои активно жестикулируют. Если не можешь, чтобы герои говорили взглядами, они должны вытягивать руки во все стороны и то привлекать, то отталкивать, то указывать, то махать и отказываться. Это семафорная азбука классицизма, но, как ни примитивно она выглядит, из этой самой азбуки впоследствии вышел Уильям Блейк, великий английский график. Сами иллюстраторы, очевидно, ориентировались на Рафаэля и тем самым положили начало прерафаэлизму. Кто захочет увидеть истоки и следствия маклинской Библии, тот увидит очень много.

От классицизма Библии достались также фигуры «свидетелей». Я назвал их так потому, что во многих сценах эти персонажи нужны только чтобы удивленно смотреть на главных героев: на жертвоприношения, обличения и божественные знаки. И если задаться вопросом, была ли у иллюстраций какая-либо концепция, то, наверное, она именно в этом: текст Библии есть доказательство бытия бога, а события, описанные в ней, есть свидетельства. Недаром регулярно на выставке попадаются гравюры «Явление такому-то пророку». Всюду есть люди, видящие происходящее, или сами герои вдруг «обнаруживают», «озаряются» или им «открывается».

Собственно, тогда становится понятно, зачем вообще в Библии иллюстрации – чтобы человек, взявший в руки книгу, не просто прочитал о жертвоприношении Авраама, а увидел его, разделил видение с пророками, и стал, таким образом, свидетелем.

Сергей Баландин