Пожилой интеллигентный холостяк Селигман (Стеллан Скарсгорд) выходит вечером в продуктовый магазин и замечает в подворотне лежащую на земле женщину по имени Джо (Шарлотта Генсбур) со следами побоев на теле. Селигман ведет женщину к себе домой, и там, за чашкой чая, она рассказывает ему свою сексуальную биографию: как она в два года осознала, что у неё есть «щелка», как в 15 лет потеряла девственность и как секс стал для неё целью существования и мерой всех вещей.

Анонсированный Триером на позапрошлых Каннах замысел порнофильма с участием звезд первой величины вылился в пяти-с-половиной-часовую ленту, которую продюсеры (с разрешения режиссера, но без его одобрения, как гласит начальный титр фильма) сократили до четырех часов, и вдобавок еще и разделили на две части. Конечно, судить о фильме по его первой половине (к тому же сокращенной) немного странно и, наверное, неумно, но таковы уж правила игры: вторая часть выходит в прокат только 6 марта, а когда можно будет увидеть полную версию – вообще неизвестно.

Действие фильма происходит в двух временных планах – в настоящем (где говорят о сексе) и в прошлом (где им занимаются, причем за Шарлотту Генсбур отдувается дебютантка Стейси Мартин, которая играет Джо в юности). Тысяча первая ночь Шахерезады, нашедшей, наконец, своего целомудренного слушателя, чтобы дать ему отчет обо всех предыдущих ночах и покаяться в них, протекает в форме исповеди, а кровать, этот атрибут сексуальных утех, превращается в кушетку психоаналитика. Однако исповедник упрямо не желает признавать за Джо греха: она ему про три траха в перёд и пять в зад, а он ей про числа Фибоначчи, она ему про охоту на мужчин, а он ей про рыболовные крючочки, она про множество партнеров, а он – про полифонию Баха. «Всё в порядке», – дает понять Селигман, растворяя секс в культурных параллелях, а то, что могло бы быть адом и грехом, превращая в любопытный энциклопедический случай. Он не смотрел «Антихрист» и не знает, что если Шарлотта Генсбур в депрессии, с ней нельзя быть слишком умным.   

Порнографичность «Нимфоманки» не столько в демонстрации гениталий (весьма сдержанной в отцензурированной версии), сколько в голой прямолинейности ходов. Порнография – искусство не достаточно честное, чтобы обойтись без «художественного обоснования» вроде сюжетов о визите мускулистого сантехника в квартиру домохозяйки и всей сопутствующей драматургии, но достаточно бесстыдное, чтобы не стараться придать этим финтифлюшкам хоть какую-то убедительность. Триер действует так же: расставленные в шахматном порядке по фильму культурные метафоры откровенно – и, разумеется, намеренно – притянуты за уши, чисел 3 и 5, как ни смотри, мало для того, чтобы увидеть в них числовую последовательность Фибоначчи, а мужское имя героини, или, например, рифма секса и смерти в эпизоде о делирии кажутся данайскими подарками, сделанными Триером специально для прекраснодушных интерпретаторов в ходе затеянной им игры в поддавки.

В «Антихристе» и «Меланхолии» (предыдущих фильмах «трилогии о депрессии») ироничная игра с формой сочеталась с предельной откровенностью триеровского высказывания и единственная делала его возможным. В «Нимфоманке» Триер осознанно вытравляет из создаваемой им конструкции всякую органику, превращая её в сумму порнографически прямолинейных, но порнографически же обманных приемов, и манифестирует этот свой метод уже в самом начале, когда вместо сложных гармоний Генделя и Вагнера ехидно врубает (всего на минутку, но больше и не надо, всё понятно), мерзейший Rammstein. Триер устало швыряет свои придумки зрителю прямо в лоб, как камешки, одну за другой, но все они – от прекрасного вставного эпизода с Умой Турман до игр с полиэкраном и черно-белым изображением – живут собственной жизнью, на них любопытно смотреть, но все это слишком откровенный фейк, чтобы увлечь всерьез. Даже сцены, которые должны бы, возможно, стать ключевыми – вроде возбуждения Джо в момент смерти отца – почти теряются в потоке апатичной иронии, как будто не имеющей отношения ни к Селигману, ни к Джо, ни к греху, аду и хаосу у неё в душе. Разве только к аду и хаосу в душе самого Триера, но вот это-то как раз совсем не новость.

Роман Черкасов